Среди хаоса, смятения и смерти к берегу подошла третья волна — и остановилась. Люди залегли, прижавшись плечом к плечу в песке, камнях и глине, скорчились за заграждениями и укрылись за мертвыми телами. Прижатые к земле вражеским огнем, который, как они рассчитывали, должен был быть подавлен, растерявшиеся из-за выгрузки не в том месте, озадаченные отсутствием воронок чтобы укрыться, которые, как они ожидали, должны были остаться после бомбардировки, и потрясенные зрелищем царящего вокруг разгрома и гибели, люди застыли в неподвижности на берегу. Всех словно охватил паралич. Но шок длился недолго — понимая, что оставаться на месте означает верную смерть, то тут, то там солдаты начинали подниматься и продвигаться вперед.
А в десяти милях от них, на побережье сектора «Юта», ситуация была совсем иной. Там солдаты 4-й дивизии генерал-майора Реймонда Бартона быстро прорвали позиции противника и двинулись дальше, и третья волна атакующих во время высадки встретила совсем незначительное противодействие. Значительным фактором в обеспечении успеха высадки были плавающие танки. Но имелась еще и другая причина, по которой войска в «Юте» испытали столь слабое сопротивление. По счастливой ошибке, они выгрузились совсем не в том месте. Сбитый с толку дымом, окутывавшим побережье после бомбардировки с моря, захваченный сильным течением экипаж ведущего бота привел первую волну атакующих к берегу более чем в миле к югу от назначенного места. Вместо того, чтобы вторгнуться на побережье напротив «выходов» 3 и 4 — двух стратегически крайне важных дамб, к которым пробивались десантники 101-й дивизии,— плацдарм, на котором высадились войска, оказался напротив «выхода» 2.
Вместо предписанной атаки заранее указанной позиции 4-я дивизия двинулась через этот единственный проход в глубь вражеской территории, захватывая все попадающиеся по пути укрепленные пункты и объекты. Теперь все зависело от быстроты продвижения — нужно было отнять у противника как можно больше территории, прежде чем он оправится от шока.
В секторах побережья «Суорд», «Джуно» и «Голд» высаживались британцы и канадцы. На протяжении почти 15 миль — от Уистреама у устья Орна до деревушки Ле-Амель на западе — береговая линия была уставлена десантными судами, выгружающими войска. Штурмовые боты постоянно прибывали волна за волной и уже буквально начали громоздиться друг на друга. Вообще говоря, высаживающиеся британские и канадские части встретили меньше сопротивления, чем американцы на «Омахе». Их час «Ч» наступил позднее, и корабли имели больше времени для обстрела береговых оборонительных сооружений, поэтому солдаты без особых трудностей высыпали из десантных судов и устремлялись вглубь территории. Британцы и канадцы значительно продвинулись в день «Д», но они не смогли занять свою главную цель — Кан. Оборонявшаяся там 21-я танковая дивизия отбивала их атаки на этот важный нормандский город еще пять недель.
В это раннее утро Берхтесгаден был погружен в тишину и покой. Гитлер и его окружение еще почивали. Но в двух милях от него, в ставке фюрера, генерал Йодль приступил к изучению донесений, связанных с вторжением в Нормандию. Он все еще не думал, что ситуация сколько-нибудь серьезная.
Позвонил заместитель начальника оперативного отдела штаба генерал Вальтер Варлимонт.
— Фон Рундштедт запрашивает резервные танковые дивизии,— сообщил он.— Он хочет перебросить их к зоне вторжения как можно быстрее.
Йодль задумался, и наступила длительная пауза.
— А вы сами уверены во всем этом? — наконец спросил он.— Мне не думается, что это вторжение. И мне не кажется, что пришло время трогать резервы... Мы должны подождать, пока ситуация окончательно не прояснится.
Варлимонт был поражен буквальной интерпретацией Йодлем приказа Гитлера, касающегося контроля над этими танковыми частями. Как он позднее вспоминал: «Йодль принял решение, которое, как он был уверен, принял бы фюрер». Теперь разрешение на выдвижение танков зависело от прихоти одного человека — Гитлера; и в этот день, когда отражение вторжения союзников зависело от быстрой концентрации сил, это разрешение пришло слишком поздно — оно задержалось на восемь с половиной часов.
А тем временем человек, который предвидел именно такую ситуацию и надеялся поговорить на эту тему с Гитлером, находился не так далеко от него — менее чем в часе езды от Берхтесгадена. Фельдмаршал Эрвин Роммель пребывал в своем доме в Херлингене, близ Ульма. Было 7.30 утра. В педантично заполняемом военном журнале штаба группы армий «Б», о содержании которого продолжали докладывать фельдмаршалу, записей о высадке в Нормандии все еще нет.