Тайны военной агентуры

Почти сразу после своего прилета на Тиниан 509-я стала островной достопримечательностью. Радио «Роза Токио» немедленно, правда без упоминания цели этой передислокации, поздравило ее состав с прибытием, но это были последние «официальные» известия, которые получили летчики других бомбардировщиков об этой странной авиачасти. Собственная военная полиция 509-й авиагруппы быстро обнесла колючей проволокой зону ее расположения и установила по периметру пулеметы. Чтобы пройти за эту ограду, даже генерал должен был показывать пропуск.

Наибольшее же удивление у экипажей других В-29 вызывали полеты 509-й. Ни Тиббетс, ни его люди не принимали участия в массированных авианалетах — и не смотрели потом с тоской на опустевшие койки невернувшихся товарищей. Вместо этого они отправлялись в самостоятельные полеты, бомбили при случае отдельные удерживаемые японцами острова или совершали перелеты за 3000 миль к японским городам, чтобы сбросить на них всего по одной бомбе — во всяком случае, такие слухи ходили в штабе авиакрыла.

Указанный генералом Гроувзом срок создания атомной бомбы — 1 августа — был определен с поразительной точностью. Местом, которое выбрали для ее испытания, явилась обширная зона бесплодной земли в Нью-Мексико, в пятидесяти милях от Аламогордо, время —

5.30 утра 16 июля. В этот день со вспышки, осветившей небеса на 250 миль вокруг, с эпицентром, горевшим ярче тысячи солнц, началась новая атомная эра. Гигантская огненная сфера с темно-фиолетовыми и оранжевыми разводами растянулась на целую милю, земля вздрогнула, мощнейший порыв раскаленного воздуха понесся во все стороны всесокрушающей волной. 100-футовая башня, на которой была помещена бомба, испарилась. До отнесенных на десять миль наблюдательных постов страшный грохот, последовавший за мгновенно произошедшей цепной реакцией, дошел многие секунды спустя. Вертикально вверх поднялся огромный столб белого дыма, превратившийся затем в гриб высотой 40 000 футов. По всему Юго-Западу местные жители слышали «удар грома и видели какое-то странное солнце, которое, казалось, взошло, а потом опять село». Находящаяся за мили от взрыва слепая женщина закричала, что она увидела свет.

Для правдоподобного объяснения такого сверхъестественного явления газетчикам в Альбукерке был вручен пресс-релиз, который приготовили заранее:

«Ранним утром на удаленной воздушной базе Аламогордо взорвался склад боеприпасов, вызвав яркую вспышку, которую, как сообщили, было видно даже в Гэллапе, в 235 милях к северо-западу».

Ученые переживали полный триумф. «Результаты испытания превзошли все наши самые оптимистические надежды»,— написал генерал Гроувз в своем конфиденциальном докладе, переданном министру Стимсону в Потсдаме. Выделившуюся при взрыве бомбы энергию оценили как эквивалентную 20 тысячам тонн тринитротолуола, как и предсказывалось.

Через несколько дней после испытания генерал Карл Спаатс был вызван из Европы в Вашингтон. В связи с его новым назначением командовать стратегической авиацией на Тихом океане генералу были даны устные приказы, которые он наотрез отказался принять.

— Послушай, Том,— сказал он генералу Томасу Хэнди, занимавшему должность начальника штаба, пока генерал Маршалл находился в Потсдаме,— если мне предстоит убить тысячи людей, я не стану делать это по устным приказаниям — хотелось бы иметь их на листе бумаги.

Хотя это шло вразрез с принятыми правилами (чем меньше писанины, тем меньше шансов для нарушения секретности), Спаатс получил свою бумагу.

Решение сбросить атомные бомбы на Японию имело немало противников и сопровождалось месяцами душевных терзаний и переоценок ценностей. С самого начала Манхэттенского проекта часть ученых втайне надеялась, что их исследования не увенчаются успехом, и когда атомная бомба все-таки была создана, многие из них стали писать страстные обращения и петиции с просьбой не использовать ее.

Среди военных лидеров адмирал Уильям Леги даже не пытался скрывать своего отвращения к атомной бомбе, а контр-адмирал Льюис Страусс и генерал Хэп Арнольд высказывались за ее применение лишь со значительными оговорками. Генерал Дуайт Эйзенхауэр говорил об этом вопросе в Потсдаме, надеясь, что бомба не будет использована против Японии. Однако большинство военных руководителей считало, что применение новой бомбы не поднимает никаких новых этических вопросов, по существу ничем не отличаясь от фугасных или зажигательных бомб, учитывая, что массированная бомбежка гражданского населения стала во второй мировой войне обычным делом. (В ночь на 9 марта, например, зажигательными бомбами было сожжено шестнадцать квадратных миль Токио, при этом погибло 78 000 жителей.)