Тайны Востока

Конечно, объявить о переходе от феодализма сразу к социализму было легко, куда сложнее было это сделать. Если, конечно, это возможно сделать вообще. В стране не было необходимых кадров, квалифицированных рабочих и среднего технического звена, поэтому прыжок из одной общественной формации в другую было решено осуществлять принудительным путем. Так, как это делалось в Советском Союзе — без обсуждения.

Чойбалсан не стал изобретать велосипед и слепо копировал самые худшие методы управления компартии СССР и ее верного НКВД. Как утверждают многие историки и политики, директивы монгольская партия получала из Москвы. Впрочем, иначе, наверное, и быть не могло. Сложно представить, чтобы Сталин, в очередной раз защитив Монголию на Халхин-Голе, предоставил ее развитие самой себе.

Верный себе, он потребовал от своих монгольских ставленников проведения пресловутой коллективизации, и организация первых же колхозов обернулась для аратов насилием и кровью. Желание насильно согнать людей в артели вызывало сопротивление, по всей Монголии вспыхивали восстания, и количество недовольных государственной политикой росло не по дням, а по часам. Однако Чойбалсана мало волновали чаяния простых аратов, и, оправдывая доверие Сталина, он не только сам возглавил карательные органы, но и пустил в ход авиацию, танки и артиллерию.

Ну а чтобы оправдать свою жестокость и хоть как-то успокоить народ, партия во весь голос заговорила о «левацких перегибах», как это было в свое время в СССР со статьей Сталина «Головокружение от успехов». Как и в Советском Союзе, репрессии в первую очередь обрушились на участников монгольской революции и, разумеется, на интеллигенцию и духовенство. А ведь среди лам было много не только хорошо образованных людей, но и прекрасных целителей. И тем не менее десятки тысяч служителей религии были осуждены и расстреляны.

Предвосхищая пресловутую «культурную революцию» Великого кормчего, монгольские власти с особым остервенением обрушились на храмы и монастыри, и за короткий отрезок времени в стране было разрушено около семисот буддийских монастырей и четырех тысяч храмов. Сомнительно, что никому из монгольских руководителей не пришло в голову, что таким варварским образом они собственными руками уничтожают свою культуру, и тем не менее все они рукоплескали кровавому маршалу, когда тот говорил, что именно с помощью этих разрушений и репрессий им «удалось отстоять независимость нашего народа»…

Чойбалсан много говорил и о недобитой японской агентуре, которая вербовала среди населения предателей и изменников. Все это весьма напоминало речи советских руководителей того времени, за каждым углом видевших шпионов и диверсантов, и не случайно многие жертвы Чойбалсана отбывали свои сроки на Колыме и Крайнем Севере.

К концу сороковых годов репрессии пошли на убыль, однако Сталин продолжал вмешиваться в жизнь монгольского народа, и его указания были смешными. Как мог советовать, а вернее, приказывать опытным животноводам увеличить за несколько лет почти в десять раз поголовье скота человек, который не вырастил ни одного ягненка? Тем не менее его «мудрый» совет был принят к исполнению, и X съезд монгольской партии вполне серьезно поручил центральному комитету «по-сталински реализовать указание великого Сталина о поднятии поголовья скота с 26 миллионов до 200 миллионов». И самым страшным было даже не то, что люди, принимавшие это нелепейшее решение, стали выполнять его, а то, что все они были детьми настоящих скотоводов и о том, как размножаются овцы, знали не понаслышке. Каков был результат? Да тот, какого и надо было ожидать — вместо прироста поголовья скота оно заметно уменьшилось.

Подобная политика проводилась не только в сельском хозяйстве, но и в промышленности, и именно она была повинна в том, что вместо прыжка в социализм Монголия откатывалась все дальше и дальше от нормальной жизни. В то же время в советской печати не было не произнесено ни единого слова о реальном положении дел в Монголии. В советских газетах не было упоминаний ни о репрессиях, ни о расстрелах…

Что же касается самого кровавого маршала в истории Монголии, то его, конечно, осудили, но уже после смерти. Хорошо знавшие его люди говорили, что он уже при жизни подумывал о строительстве собственного мавзолея. Умер же он в возрасте пятидесяти семи лет в Москве, что, в свою очередь, не может не наводить на определенные размышления…

ИНТИМНАЯ ЖИЗНЬ ВЕЛИКОГО КОРМЧЕГО