Логово зверя и давно забытое старое, он и Варген обсуждали под сенью дуба, мощный ствол которого, словно часовой возвышался на опушке, благоухающей запахами весеннего цветения. Эти головокружительные ароматы побуждали сердце любого человека биться сильнее, навевая волнующие душу неопределенные и сладостные воспоминания о прошедших, канувших в Лету событиях, извлекая их на свет из самых потаённых уголков памяти. Эван не был бессмертным, как считали многие, но его память хранила тысячелетние воспоминания, недоступные обычному человеку. С какой радостью он избавился бы от этого непосильного груза: горечь потерь родных и близких, безвременно покинувших этот мир, чьи имена не дошли до ушей ныне живущих.
Варген, знавший больше других о таинственной судьбе своего друга и учителя, молча, ожидал пока он сам продолжит разговор, немного робея перед ним, как юнец перед почтенным мудрецом, – кем Эван, несомненно, и являлся. Оба его сына и жена, подарившая ему их, погибли в борьбе с силами главного деспота «чёрной чумы», известного как Владыка. Сам Эван не раз сходился с ним в смертельной схватке, но ни победить, ни быть побеждённым, ему так и не было суждено. Великое противостояние продолжалось. О той поре открытых сражений не помнил почти никто, как и о прежней семье Эвана. Лишь многие столетия спустя, убедившись, что смерть не спешит к нему, он позволил чувствам вновь овладеть им, и сойтись с полюбившейся ему женщиной. Опасаясь потерять её раньше срока, как и свою первую любовь, он со временем отдалил её от себя, дабы Владыка, зорко наблюдавший за своим врагом, вновь не смог совершить непоправимую мерзость.
Элекс и Касс изредка гостили у своей матери Любавы в северных лесах, откуда она была родом, но большую часть жизни оставались все же с отцом, познавая тайны диурдов. Исчезновение дочери, Эван внешне воспринял спокойно, давно готовый ко всему. Только Варген и кое-кто ещё, знавший о его прежней семье, могли лишь отдалённо представить, что на самом деле творилось у него в душе. Любой на его месте бросился бы, очертя голову на немедленные поиски дочери. Но ответственность перед своим народом, единственной силой, всё ещё сдерживающей чёрное воинство от полного господства над планетой, не позволяло ему поступать безрассудно.
– Пусть Элекс продолжает начатое дело, – произнёс, наконец, старейшина, повернув голову к дожидающемуся его решения Варгену. – Когда я понадоблюсь, я буду с вами.
– Но он не обладает особенными врождёнными талантами, – осторожно возразил Варген. – Только его честолюбие и вера в наше дело позволяли до сих пор ему…
– Я знаю, – прервал его Эван. – Но моё преждевременное вмешательство способно погубить на корню его ещё недоразвившиеся способности. Вспомни себя в его возрасте! Если бы я вмешивался в твои начинания, доканчивая их за тебя, разве ты бы стал тем, кто ты есть сейчас?
– Это всё так. Его самостоятельность начала приносить свои плоды: недавно он спас человека и научился благодаря этому, новой способности – перемещать предметы в пределах видимости. Я лишь боюсь, что преждевременным для него окажется сражение с силами «чёрных», он так ещё юн.
В глазах Эвана отразился отблеск понимания, а суровые губы раздвинула мягкая улыбка.
– Молодости свойственно совершать ошибки, я сам был таким, но она к великому сожалению, не вечна. Сделай вот что! – внезапно прервал сам себя Эван. – Отведи его к великим Монгам.
– Но, примут ли они? – неуверенно произнёс Варген, почёсывая в затылке. – Не любят они людей последние годы.
– На счёт этого не волнуйся. Я сам поговорю с ними.
– Коль это решено, я возвращаюсь к Элексу, – подытожил Варген, готовясь совершить перенос на судёнышко, бороздящее в это время просторы морей.
* * *
Первоначальная робость братьев близнецов перед диурдами исчезла и сменилась глубокой симпатией к тем, чьи познания окружающего мира, превосходили во много раз их собственные. Больше всего импонировало то, что диурды не делали из своих знаний тайн. Это их отличие от власти имущих мира сего резко бросалось в глаза. Поначалу Брес счёл их чудаками, которых нетрудно будет обобрать. Это предположение и подвигло его предложить в харчевне свои услуги. Но, убедившись, что его наниматели не придают большого значения деньгам, считая их чем-то неприличным, он переменил мнение. Безразличие к металлическим кружочкам, отчасти, роднило мореходов с диурдами. Если б не давняя мечта – обзавестись новым судном, Брес ни за что не польстился бы на тугой кошель Варгена. Накопительство было чуждо их натуре: сегодня жив, а завтра в гостях у царя морского – гласила морская аксиома, которой мореходы свято придерживались, спуская всё заработанное в один миг.