Тайны Второй мировой

Недостоверность эпизода с пятью матросами-севастопольцами видна, что называется, невооруженным глазом. Какой смысл было бросаться под танки со связками гранат? Только затем, чтобы собственным телом ослабить силу взрыва? Ведь если удалось подобраться к танку почти вплотную, гораздо проще бросить гранату или бутылку с горючей смесью ему под гусеницу. Но пропаганде требовалась именно жертвенность. Герои должны были уничтожать врага ценой собственной жизни. Так появился миф о моряках, бросающихся под вражеские танки.

Более же детальное исследование приводит к выводу, что эпизод с пятеркой политрука Фильченкова вообще не имеет под собой реальной основы. Дело в том, что 7 ноября 1941 года моряки-севастопольцы при всем желании не могли уничтожить 10 немецких танков, поскольку к этому времени 11-я немецко-румынская армия, действовавшая в Крыму, не располагала ни одним танком или штурмовым орудием. Об этом сообщает ее бывший командующий фельдмаршал Эрих фон Манштейц, и в этом пункте с ним вполне соглашаются современные российские историки. Как пишет Борис Переслегин, осенью 1941 года «везде в наших документах наступление войск Манштейна неизменно поддерживали не существующие в природе группы танков в количестве 30–50–70 штук… Манштейн жалуется, что у него не было ни одного танка, и, исходя из общей оперативной ситуации на Восточном фронте и структуры немецких вооруженных сил, в это нельзя не поверить»^{554}. Мифические немецкие танки понадобились советским командирам только для того, чтобы оправ дать свое бесславное поражение в Крыму в конце октября т-начале ноября 1941 года, когда остатки 51-й Отдельной армии в полном беспорядке и с большими потерями эвакуировались на Таманский полуостров, а части Отдельной Приморской армии, не сумев оказать им помощь, откатились к Севастополю.

Широкая публика познакомилась с историей героической пятерки во главе с политруком Фильченковым, главным образом, благодаря рассказу Андрея Платонова «Одухотворенные люди»[46]. Известно, что солдаты на фронте зачитывались этим рассказом^{555}. Процесс работы над данным произведением Андрей Платонович описал в 1942 году в письмах жене: «Помнишь о тех, которые, обвязав себя гранатами, бросились под танки врага? Это, по-моему, самый великий эпизод войны, и мне поручено («Красной Звездой») сделать из него достойное памяти этих моряков произведение…

Я пишу о них со всей энергией духа, какая только есть во мне. У меня получается нечто вроде реквиема в прозе. И это произведение, если оно удастся мне, Мария, самого меня хоть отдаленно приблизит к душам погибших героев… Мне кажется… что мне кое-что удается, потому что мною руководит воодушевление их подвигом…»^{556}

На тех, кто раньше был знаком с творчеством Платонова, рассказ «Одухотворенные люди» произвел сильное впечатление. Друг его воронежской юности поэт Николай Стальский писал Платонову вскоре после войны: «Радостно читал когда-то твоих «Одухотворенных людей» — узнавал знакомую взволнованность и душевную горячность»^{557}. Писатель действительно «приближался к душам погибших героев», а не просто иллюстрировал казенные реляции о славном подвиге.

Несомненно, воодушевление помешало Платонову увидеть всю нелепость ситуации, когда люди бросаются с гранатами под танки. В «Одухотворенных людях» некритически воспроизводятся основные коллизии боя, содержавшиеся во фронтовой листовке о подвиге пяти краснофлотцев: «Привычная рука и чуткое сердце Цибулько действовали точно: первая же очередь пуль ушла в щель головного танка, машину занесло в сторону, и она стала со всего хода в руках своего мертвого водителя. Но второй танк с отважной яростью влетел на шоссейную насыпь, наехав почти в упор на подразделение Фильченко. Мгновенно, опережая свою мысль, Цибулько привстал, приноровился всем телом и швырнул связку гранат под этот танк…

Пулемет затих, питать его больше стало нечем, прошла последняя лента. Тогда Цибулько, не давая жизни машинам, бросился в рост на ближний танк и швырнул под его гусеницу, евшую землю на ходу, связку гранат. Раздался жесткий, клокочущий взрыв — огонь стал рвать сталь, и разрушенный танк умолк навечно.

Цибулько не слышал пулеметной стрельбы из этого танка; однако теперь он почувствовал, что в теле его поселились словно мелкие посторонние существа, грызущие его изнутри: они были в животе, в груди, в горле. Он понял, что весь изранен, он чувствовал, как тает, исходит его жизнь и пусто и прохладно становится в его сердце, он лег на комья земли и сжался, как спал в детстве у матери под одеялом, чтобы согреться».