Тайны Второй мировой

Напротив, немецкие солдаты, с которыми сражаются моряки-севастопольцы, больше напоминают бездушные существа, которые кажутся даже менее живыми, чем танки. Один из платоновских рассказов, написанный в 1943 году, вскоре после завершения «Одухотворенных Людей», так и назывался — «Неодушевленный враг». Там тема смерти, рождающей жизнь, звучит буквально с первых строк: «Смерть победима — во всяком случае, ей приходится терпеть поражение несколько раз, прежде чем она победит один раз. Смерть победима, потому что живое существо, защищаясь, само становится смертью для той враждебной силы, которая несет ему гибель. И это высшее мгновение жизни, когда она соединяется со смертью, чтобы преодолеть ее, обычно не запоминается, хотя этот миг является чистой, одухотворенной радостью». Немецкий солдат Рудольф Вальц, схватившийся в рукопашной схватке с героем рассказа в засыпанном взрывом окопе, «освобожден от сознания и от усилия собственной мысли». Как замечает Платонов, «у комара больше души и разума, чем в Рудольфе Вальце — живом или мертвом, все равно; комар живет своим усилием и своей мыслью, сколь бы она ни была ничтожна у него, — у комара нет Гитлера, и он не позволяет ему быть. Я понимал, что и комар, и червь, и любая былинка — это более одухотворенные, полезные и добрые существа, чем только что существовавший живой Рудольф Вальц. Поэтому пусть эти существа пережуют, иссосут и раскрошат фашиста: они совершат работу одушевления мира своей кроткой жизнью.

Но я, русский советский солдат, был первой и решающей силой, которая остановила движение смерти в мире; я сам стал смертью для своего неодушевленного врага и обратил его в труп, чтобы силы живой природы размололи его тело в прах, чтобы едкий гной его существа пропитался в землю, очистился там, осветлился и стал обычной влагой, орошающей корни травы».

Вальц, способный лишь транслировать человеконенавистнические идеи Гитлера, не достоин считаться одушевленным существом. Только после смерти природа способна очистить его и подготовить к грядущему воскрешению. В отличие же от Вальца, настоящие герои, будь то безымянный солдат из «Неодушевленного врага» или отважная пятерка из «Одухотворенных людей», не подвержены тлену и не нуждаются в посмертном очищении.

В рассказе о пяти моряках-севастопольцах Платонов пишет о бронированных машинах как о людях: «Танк круто рванулся вполоборота вокруг себя на одной гусенице и замер на месте: он подчинился смертному судорожному движению своего водителя»; «Фильченко близко от себя увидел живое жаркое тело сокрушающего мучителя»; «боец… закричал на машину страшным голосом, забыв, что ему внимать там не будут, потом резко и точно запустил бутылку в смертоносное тело машины и обрадовался пламени пожара»; «Цибулько вслушался сквозь скрежет гусениц и дребезг стальных кузовов в частое мелодичное дыхание дизель-моторов и произнес самому себе: «Эх, и все это против меня! Здравствуйте, инженер Рудольф Дизель! Я на вас не обижаюсь, я уважаю вас за великое изобретение двигателя, я — Цибулько, простой краснофлотец, но великий человек!»» Герои-севастопольцы — это высший сорт человечества, люди как боги. Ниже их — одушевленные машины, с которыми краснофлотцы даже разговаривают, как с живыми. Техника не виновата, что ее используют в злодейских целях. И на самой низкой ступени находятся солдаты-немцы, неодушевленные существа, мертвые еще при жизни. Отважные же моряки, по мысли Платонова, могут драться с врагом и после смерти. Паршин утверждает: «И костями можно биться. Рванул из скелета — и бей». Так он откликается на слова Фильченко: «Мы будем биться здесь до самых своих костей…» А Одинцов призывает: «Пошли на смерть! Лучше ее теперь нет жизни!» Смерть становится лучше жизни, поскольку только смерть может остановить продвижение врага и дать героям новую, чистую жизнь в грядущем существовании.

У Платонова смерть становится творцом жизни. Именно с этим ощущением гибнут бойцы: «С успокоенным, удовлетворенным сердцем осмотрел себя, приготовился к бою и стал на свое место каждый краснофлотец. У них было сейчас мирно и хорошо на душе. Они благословили друг друга на самое великое, неизвестное и страшное в жизни, на то, что разрушает и что создает ее, — на смерть и победу, и страх их оставил, потому что совесть перед товарищем, который обречен той же участи, превозмогла страх. Тело их наполнилось силой, они почувствовали себя способными к большому труду, и они поняли, что родились на свет не для того, чтобы истратить, уничтожить свою жизнь в пустом наслаждении ею, но для того, чтобы отдать ее обратно правде, земле и народу, — отдать больше, чем они получили от рождения, чтобы увеличился смысл существования людей. Если же они не сумеют превозмочь врага, если они погибнут, не победив его, то на свете ничего не изменится после них, и участью народа, участью человечества будет смерть».