Тайны земли Московской

Выверялась и обдумывалась каждая возможность. И это несмотря на то, что глава рода князь Михаил Глинский с 1514 года находится в заключении у Московского великого князя. Тем лучше. Его освобождение, о котором постоянно ходатайствует император Максимилиан, позволит успешно завершить переговоры с империей. Где же было в этом сплетении расчетов увидеть Соломонии неожиданный поворот ее собственной судьбы! Все планы сохраняются в глубокой тайне, так что на очередное осеннее богомолье в 1524 году Василий выезжает еще вместе с Соломонией. Роковым для нее окажется следующий год.

И как рванется народное сочувствие к старой княгине Соломонии Юрьевне — новой, Елене Васильевне рассчитывать на симпатии московской толпы не приходилось. Разойдутся легенды об унижении и о страданиях Соломонии, о насилии, вероломстве и жестокости князя. Будут сложены песни и рассказы, из которых явственно встает ход событий. А беременность княгини — народному суду осталось непонятным, что не нужен был этот ребенок Василию III, уничтожая все возникшие расчеты. И не догадывалась ли об этом Соломония, когда, обвиненная в бесплодии, скрыла от мужа то, что, казалось, могло сохранить за ней былое место, не выдала свое дитя и даже разыграла его смерть и похороны. Собственного единственного сына!

Мать Ивана Грозного

Глинские… Не любили их на Москве, крепко не любили. И то сказать, князья — из Орды к великому князю Литовскому Витовту отъехали. Мурза был татарский Лексад. Крестился — Александром стал. В удел от Витовта Полтаву и Глинск получил — отсюда и Глинские.

Воевали князья. Много воевали. Того больше при дворах козни строить горазды были. Князь Михаил Львович Глинский двенадцать лет в иноземных войсках служил. Где только не побывал — и у Альбрехта Саксонского, и в Италии — у Максимилиана Первого, где в католическую веру крестился, и в Испании. На каких только языках не говорил! Ученый не ученый, а обиход разный знал.

В вотчины отеческие — в Литву вернулся, так королю Александру по душе пришелся, что тот его маршалом своего двора назначил. А на коронацию в Краков Александр поехал, Глинский с ним — как посол от Литвы. При его-то богатствах несметных каждому королю лестно. Хотя кругом примечали — все больше князь друзей среди русского боярства искал. Так к Москве склонялся, что литовцы опасаться начали: как бы в случае кончины короля — бездетным Александр был — не перенес бы на Русь и столицу.

Опасались, может, и зря. Может, и нет. Больно тяжело да внезапно король заболел. Слухи о яде пошли. Канцлер велел Балинского, врача королевского, арестовать, а князь Михаил помог дохтуру из темницы в Краков бежать. Сам за всем проследил. Сам лошадей да охрану дал. Как в воду Балинский канул. А то не миновать бы ему смертной казни.

Чья правда — Богу судить. Только умер король. Отходить не сумели. Паны взбунтовались: не дали тело в Краков для погребения королевского везти — побоялись, как бы без них не захватил Михаил Глинский Вильну. Приехал в Вильну королевич Сигизмунд, опасениям панским поверил: слишком громко тогда все о злодействе Глинского толковали. Свободный вход ему в свои покои запретил — за себя беспокоиться начал.

Вскинулся Глинский, потребовал суда со своими обидчиками и доносителями. Венгерского короля Владислава просил посредником быть. Королевич Сигизмунд ни в какую: ссориться не ссорится и на мир не идет. Тут уж Глинский совсем взбунтовался. С братьями Иваном да Василием, со всеми друзьями и слугами в родной Туров отъехал и оттуда Сигизмунду срок назначил — когда бы суду быть. Какой бы король с такой противностью смирился? А тут великий князь Московский Василий Иванович Третий изловчился. Заслал в Туров послов, Глинским всем защиту, милость и жалованье предложил.

Опоздал Сигизмунд! Кинулся Глинских к себе звать, а они уж договор с Москвой составлять стали. А там и войной на Сигизмунда пошли. Минск обложили — не удалось город взять, к Клецку Михаил с Василием пошли. У Клецка братья разделились. Василий на киевские пригороды — русских поднимать, Михаил — Мозырь взял, слуцкие и копыльские волости опустошил. Да и то сказать, великий князь Московский прислал ему на помощь 20 тысяч отборной конницы. Не удержался Михаил — начал с послами московскими, молдавскими и крымскими договоры как владетельный князь заключать. Силу за собой почуял.

Поторопился, слов нет — что поделаешь, характер бунташный. Своевольный. Дорогу себе проложит, ни на что не оглянется.

Вместе с подоспевшими московскими воеводами воевали они Минск, до Вильны дошли, на Смоленщине и у Бобруйска бушевали. Оршу от них польский король отбил. Тогда Михаил Глинский в Москву поехал — приемом великокняжеским доволен остался. Только ведь что барский гнев, что барская любовь — радости не приносят.