Тайны жизни Ники Турбиной («Я не хочу расти…»)

«Я позвонила Вам в ночь» – при жизни Ники не публиковалось, скорее всего, писала Майя, выдавшая себя обращением к Вознесенскому сначала на «Вы», а потом, как и было в действительности, на «ты». Рифма «ночь» – «прочь» тоже только ее. Цель стихотворения – убедить читателей, что взрослая Ника помнила, кто ее возможный отец. К тому же стихотворение очень длинное, что для Ники не характерно.

«Проскочить…» – писала Карпова, ее энергетика, ритм, ура-патриотизм.

«Разлук не существует…» – писала Карпова, чтобы убедить всех в реальности ящика, куда Ника бросала свои дневниковые записки.

Не сомневаюсь, что подавляющее большинство стихов, не опубликованных до 2004 года, написаны не Никой при жизни в Москве, а Майей и Карповой после ее ухода в Ялте. Думаю, что в основном Карповой, потому как Майя считала, что свое дело сделала, когда Ника была ребенком, а теперь очередь Карповой, тем более она уже была на пенсии и могла дополнить творчество внучки. Аналогичного мнения придерживаются и другие. Так, например, Алена Галич уверена, что все издания, вышедшие после книги «Ступеньки вверх, ступеньки вниз…», к Нике отношения не имеют. Она говорила об этом с Альбертом Лихановым. Он тоже считает, что все, что вышло после этой книжки, кем-то дополнено.

Сошлюсь еще на несколько мнений. «Знаю, – вспоминает Минина, – что у Ники дома валялись листки с напечатанными стихами, и там были буриме, которые они писали с Васильченко, я лично их читала». А вот что свидетельствует Васильченко: «При мне Ника почти не писала. Мы редко говорили о стихах. Она не вела жизнь поэтессы». Один из сокурсников Ники, который пожелал остаться неизвестным, рассказал такую историю: «Никины сокурсники закончили “Кулек” в 1998 году. То ли в этот год, то ли в следующий я собирался поступать в аспирантуру этого института и возле него увидел Нику. Она стояла поддатая среди сокурсников и говорила, что хочет издать книгу стихов, показывала “Экспресс-газету”, обрывки каких-то тетрадных листков и обоев, на которых были написаны ее стихи, прочитать их было трудно, и она читала сама. Нику интересно было слушать. Потом мы поехали к ней домой, там были ужасный беспорядок и сборище алкоголиков. Увидев их, я ушел». Александр Дунаев-Брест рассказал, что общаясь с ним, поэтом, 18-летняя Ника о стихах вообще не говорила.

Отмечу еще один момент: Ника почти никогда не писала длинных стихотворений. В детстве у нее не хватало для этого дыхания и усидчивости, позже – желания. То, что в Москве, почему-то только при друзьях она, словно ее озаряло, начинала писать чем попало и на чем попало, всего по нескольку строк и тут же рвала или сжигала написанное, наводит, конечно, на определенные мысли. Ей, с ее артистичностью, ничего не стоило время от времени разыгрывать сценки внезапного вдохновения, чтобы хоть как-то поддержать былое реноме. Не сомневаюсь, что к ней действительно приходили какие-то строки или строфы, которые жили секунды, так как Ника, понимая, что они слабые, их тут же уничтожала.

Полагаю, что в Москве Ника изредка писала еще и потому, что там ее постоянно окружали творческие люди, и в такой среде, нет-нет да и появлялись какие-то строки, но чести они их автору не делали. А главное – у Ники отсутствовала необходимость в написании стихов, которая свойственна поэту. Без нее он немыслим. Именно об этом в детстве писала сама Ника: «Держать в застенках плач души / Поэт не в силах». Относительно того, что, по словам Евгении Филатовой, на ее глазах рождались Никины стихи, то это скорее были импровизированные фантазии, унаследованные от «старших девочек».

И еще об одном. Не кажется ли вам, уважаемые читатели, что ряд событий вовсе не случайно совпал со временем, когда Ника перестала писать? Во-первых, второе замужество Майи, после которого ей было не до сотворчества и дрессуры дочери. Во-вторых, переезд Ники в Москву, после которого оборвались ее творческие связи с остальными поэтами семьи – Карповой, Никаноркиным и Светочкой. Таким образом, в считаные месяцы поэтическая «фабрика» прекратила производство стихов, а все сочли, что Ника замолчала. В-третьих, после возвращения Ники из Америки о ней словно забыли, ибо не верили в то, что она писала. Наконец, в-четвертых, и снова в том же 1987 году с Никой расстался Евгений Евтушенко, который с опозданием прозрел и ушел от греха подальше.