Тайны жизни Ники Турбиной («Я не хочу расти…»)

Иную позицию в этом вопросе занимает крымчанка Анна Астафьева. В присланном автору ее выступлении в Гурзуфе есть такие слова: «Не в силах сопротивляться стремительно летящему потоку мыслей, Ника фиксировала его на всем, что попадало под руку: салфетках, сигаретных пачках… Это были стихи, как и раньше. Но если раньше она верила, что они нужны кому-то, то теперь, в отчаянии, тут же рвала написанное. Именно поэтому и сохранились лишь ее детские стихи». Но мы-то знаем, что не только детские, и не только стихи – но и дневниковые записки. Другое дело, что из них написала сама Ника, так как, повторюсь, после ее гибели родные дополнили ее творчество своим, а правильнее сказать – свое творчество дополнили творчеством Ники. Зачем нужно было так поступать? Для увеличения объема книги – так гонорара за нее не полагалось. Для придания тóму солидности? Так ведь не его увесистость определяет ценность издания. Для опубликования собственных творений? Так никто тогда не знал, что их написал кто-то, кроме Ники. Не сомневаюсь, что Майя и Карпова преследовали одну цель – показать, что взрослая Ника тоже писала стихи, пусть далеко не такие, как в детстве. Тем самым они хотели продлить свою легенду, которая давно себя исчерпала.

А вот Нике родные умудрились и после смерти навредить, дав ее имя многим своим, довольно посредственным стихам. Хорошо, что мы знаем прежние их аферы и можем предположить, чтó именно принадлежит Нике. Кстати, будучи взрослой, она ни в одном разговоре или интервью не вспоминала приходивший к ней в детстве звук и все остальное, связанное с легендой о нем.

Глава 13

Очень не хочу, чтобы читатели уверовали, будто я задался целью дискредитировать в их глазах Нику Турбину как поэта. Боже упаси! Я пытался разобраться в том, как протекал процесс написания стихов, автором которых считали ее, и понял (надеюсь, и доказал), что это происходило не без действенной помощи родных, особенно мамы и бабушки – по выражению Евгении Филатовой, «старших девочек», готовых на все, включая мистификацию, ради достатка. Если добавить все это к событиям, изложенным в двух предыдущих частях книги, то несложно представить, что творили и что творилось с Никой в детстве.

Безусловно, я мог ошибочно приписать то или иное стихотворение Ники ее родным, но в том, что подмена авторства имела место и стала грандиозной аферой, не сомневаюсь. «Старшие девочки» усердно ломали Нику, насилуя ее поэтические способности и тем самым губя их. Не будь этого, она, возможно, со временем оставила бы нам замечательные стихи, которые дремали в ней и не нашли выхода. И не только оставила, но и осталась сама.

К чему я веду? К тому, что, не отрицая полностью авторства Ники, однозначно можно утверждать, что в первую очередь Майя, как минимум, дорабатывала стихи дочери (редактировала и правила их), порой существенно изменяя первоначальную редакцию. Она как бы вплетала свои строки в стихи Ники, словно плела косу из двух прядей – детской и взрослой. Отсюда такое разительное несоответствие возраста автора его мыслям и перепады в восприятии их читателями. Но доработка стихов была здесь вторична, а изначальной – подмена автора, на которого работала вся семья.

Обратите, пожалуйста, внимание, что, когда читаете книгу Ники, создается полное впечатление, будто написана она одним человеком. И это недалеко от истины, потому что в ней чередуются стихи Ники, отредактированные Майей, и стихи самой Майи – словно все они причесаны под одну гребенку. Поэтому не видно разницы в стиле, интонациях, других поэтических нюансах. И лишь опытный глаз заметит не характерные для Ники длинные, с многословными строками, а также полностью рифмованные, ритмичные (или то и другое вместе) стихи.

Индивидуально-коллективное стихосложение и авторство в семье Ники Турбиной можно описать словом «симпоэзия» (sympoesie, от слов «симфония» и «поэзия»), которое впервые употребил в самом конце XVIII столетия скорый на изобретение словечек Фридрих Шлегель, чтобы передать атмосферу симфонического креативного процесса в иенской школе немецких романтиков, которая была примером коллективной жизни в искусстве и в духовном творчестве[330]. Иенские романтики «и размышляли, и творили совместно». По сути, понятие «симпоэзия» собирает и обобщает многое для понимания природы авторства вообще и Никиного в частности.