В те же дни появилась небольшая, на 17 строк, заметка в немецкой прессе[141]
, не представляющая особого интереса и информирующая читателей о Нике, как, по словам Евтушенко, «уникальном феномене». Однако она придерживается другого мнения: «Во мне нет ничего необычного». И, сказав это, отправилась гулять по парку развлечений Уолта Диснея и по американским торговым центрам, в результате чего стала обладательницей двух кукол – Барби и Кена.«Ступив на московскую землю, – вспоминала Карпова, – я мысленно подвела итог нашего вояжа: Америка нам не дала ни денег, ни славы, ни новых стихов – ничего. Евтушенко сдержал свое обещание и за деньги, заработанные Никой в Италии, купил мне в США, где был до нас, кольцо с бриллиантом и привез его в Москве к Лере Загудаевой, у которой мы остановились. Я это кольцо видела мельком и положила в карман Леркиной куртки, которая была на мне. В куртке, очевидно, была дырка, и кольцо выпало (это предположение). На самом деле я его потеряла. Для меня кóльца в жизни ничего не значили. Золото я не любила. Разговора о поездке тогда не было, Женя пробыл пять-десять минут и ушел. Мы были сердечно расположены друг к другу».
Когда я рассказал об этом Загудаевой, она удивилась: «Первый раз слышу! Какое кольцо? Это фантазия Люды. Евтушенко действительно ко мне приезжал, чтобы забрать привезенный ими видеомагнитофон, который они купили на себя. В то время видеомагнитофоны только появились». Удивляет, что при столь богатой фантазии Людмила Владимировна не придумала ничего лучше, чем куртка с дырявым карманом, к тому же забыв о свидетеле в лице Леры Загудаевой, которая могла ее фантазию развеять. Но развеяла не Лера Борисовна, а сам Евтушенко, который в интервью газете «Московский комсомолец» сказал, что в Италии Ника заработала несколько тысяч долларов, которые получили ее родные.
Из-за поездки в Америку и предстоящего переезда в Москву Ника пропустила один учебный год. «После возвращения из США, – рассказала Карпова, – мы поехали в Ялту, куда Женя написал ей короткое письмо, в котором жаловался, что все его бросили, он одинок, несчастен, в отчаянии, и сообщил, что едет в Сибирь, где будет выступать. Там он встречает свою будущую жену Машу, светлую и прекрасную девочку, студентку третьего курса мединститута, влюбляется в нее и на второй или третий день делает ей предложение.
Женя привозит Машу в Москву, они женятся и играют в Переделкине свадьбу, на которую были приглашены Майя и Ника. Они гуляли на ней и привезли в подарок крымское вино, которое я отослала в Москву. На этом наступил конец общения Жени с Никой. С Майей он общался и после свадьбы, когда они с Олегом хотели занять у него деньги для обмена квартиры, но он отказал, сказав, что не хочет с ними ссориться. А с Никой Женя больше никогда не виделся».
Ника ни за что не хотела выступать в театре им. Чехова, потому что, прилетев из Америки домой, она вместо лиц видела спины тех, кто еще недавно поднимали ее на щит. О ней молчали, нигде не писали, даже плохого. Вроде была Никуша – и нет ее. Своего рода похороны при жизни. Мама и бабушка Ники были в ужасе от ее отказа идти на этот вечер. «О том, что она должна выступать в театре, – вспоминает Карпова, – Никуша узнала от Юлиана Семенова и Альберта Лиханова. Стоило колоссального труда ее отвести в театр. Она заявила: “Я не пойду”. – “Ну почему, Никуша?” – “Не пойду и все”. Тогда мы с Майкой чуть ли не встали перед ней на колени: “Никуша, ведь ты же была в Америке, на тебя потратили деньги, это же государство на тебя их потратило”. Для нее слово “государство” очень много значило, потому что она была патриотом своей земли. “Как ты можешь не пойти? – говорили мы. – Нас посадят, убьют, это надо Родине”. Такие слова вылетали из моего клюва. Они оказались решающими.
На вечере Никуша видела, в каком состоянии был Семенов, точнее почувствовала это в отличие от нас. И вспомнила о нем, таком печальном и дорогом для нее человеке, спустя много лет в своей дневниковой записке. Когда мы с Майечкой и Лушниковой возвращались из театра домой, Никуша была расстроена, шла и все время повторяла: “Это конец, моя жизнь закончилась”. А спустя неделю, сказала: “Зачем я туда пошла?”» На мой вопрос: «Может, выступление перед большим залом было для нее утомительно?» Людмила Владимировна ответила: «Нет, наоборот, она любила нагрузки, любила выступать и никогда не жаловалась. На вопросы о поездке в США она отвечала мгновенно, четко, разумно, философски. Люди не верили, что она не была подготовлена».