Тайны жизни Ники Турбиной («Я не хочу расти…»)

«Никаноркин с Егоровым не здоровался, – вспоминала Карпова, – говорил, что мы не имеем права обманывать его насчет Майкиного здоровья. Он как врач понимал, что она тяжело больна и бесконечно лежала в постели. Кому такая жена нужна? Егоров должен взвалить на себя обузу. Никаноркин как в воду глядел. Свадьба была сначала в Ялте, а потом в Москве. На свадьбе было человек 40, все дарили деньги, которые до копейки украли там же, в ресторане.

Майка не считала Егорова талантливым. А как по мне, он очень талантлив, великолепно владеет словом, прекрасный поэт, у него блестящие рифмы и сравнения. Но и заскоки тоже, не доведи Господь, какие! К тому же он зарабатывал игрой в карты. Для меня тогда это было страшно, сейчас я нормально к этому отношусь». Подтверждает это Александр Миронов: «Когда они жили в Ялте, это мне Ника рассказывала, проедали деньги, которые им привозил Егоров. Когда денег не оставалось, Егоров ехал в Москву и тупо играл в карты – он очень хороший преферансист. Там он зарабатывал деньги и привозил их в Ялту. И так они жили несколько лет». К этому можно добавить слова Анатолия Борсюка: «Второго мужа Майи я не видел, он вроде мультипликатор. Бабушка Ники сказала мне, что он хронический алкоголик, я этого не знал». Об этой слабости Егорова говорили многие, кто знал его в 90-е годы в Москве.

Заслуживает внимания история, которую рассказал Альберт Бурыкин: «День 26 мая 1989 года был очень сложным для меня: я стоял перед выбором: спасти от самоубийства моего друга Сергея или Олега, поскольку оба они находились в предельно критическом состоянии. Я их понимал, но выбрал Олега. У него были отчаяние по жизни и свои понятия о чести. Он хотел себя зарезать (в белой горячке), а Ника останавливала его угрозой убить себя. Ее слова: “Ты понимаешь, Олег, что если убьешь себя, то я убью себя тоже!” Слова Олега: “Меня это не волнует”. Он стоял с ножом. Я схватил нож за лезвие и резко вырвал его из рук Олега. И не порезался. Молился, чтобы ничего не было. Он посмотрел на меня, мы начали разговаривать, и Олег вышел из этого состояния».

В понедельник, 18 января 1988 года, в 16 часов 30 минут в Ялте с весом 1 кг 700 г появляется на свет младшая дочь Майи – Маша. «Вторые роды у Майи были очень тяжелые, – вспоминала Карпова. – Врач вызвал меня и спросил, кого оставить, – Майю или ребенка. Я сказала: “Сделайте все возможное, чтобы оставить Майечку, буду вам благодарна”. И Олег не хотел ребенка, а теперь говорит, что Маша его единственный друг. Майечка совершила два подвига: на фоне своей болезни родила Никушу и Машу». Но был и третий подвиг: всю вторую беременность Майя не курила.

Четвертого июля того же года Майя с полугодовалой Машей переезжает в Москву. Точнее, их туда перевез Егоров в принадлежавшую его отцу квартиру по адресу: улица Маршала Бирюзова, 41, кв. 19. Поскольку недалеко находилась станция метро «Октябрьское поле», обычно, говоря о том, где жила Ника, не упоминали улицу, а лишь название станции. Ника остается с бабушкой и в июне – июле едет в пионерский лагерь. А что в то время (конец 80-х) представляли собой пионерские лагеря, автор знает не понаслышке. В них царила атмосфера разврата. Очень хорошо сказал об этом Бурыкин: «Страна развалилась от этих лагерей», – и вспомнил, как давал Никуше свои дневниковые тетради, в которых она писала кому-то письма. «Писала, ясное дело, – вспоминает он, – без гласных, одними согласными, о крымском пионерлагере, сплошной мат-перемат. Это ее падение, такое стремительное, случилось в течение полугода».

Речь идет о духовном переломе у Ники, который, по мнению Бурыкина, тесно общавшегося в тот год с ней, был связан с тремя фактами ее жизни. Первый из них он назвал «совращением весной» и пояснил: «Это поздний весенний, кажется, майский вечер 1988 года, когда Ника, находясь в компании подвыпивших парней и девиц, решилась сесть за парнем на мотоцикл и – унеслась с того дня во все тяжкие (“пошла по рукам”). Она сама рассказала мне об этом, как о переломном моменте. Кстати, маленький штрих: уехать на “мото” она могла еще и потому, что в те годы (да и позже) страстно мечтала научиться кататься на мотоцикле. Это был для нее такой символ свободы».

Второй факт – пионерлагерь и общение в нем, возможно, уже в отсутствие Майи. Об этом упоминалось выше. К тому моменту, по словам Бурыкина, на кого-то плохо повлиять Ника уже могла сама.

Наконец третий факт – появление Егорова. Ничего дурного в том не было, он вел себя благородно. Речь просто о том, что Майя с головой ушла в новую дочь и в мужа, к которому несколько раз до переезда в Москву вырывалась из Ялты, оставляя Машу на Светлану, сестру Людмилы Владимировны. А Ника тем временем, оставшись без присмотра, «оторвалась в мир ялтинского молодняка» (цитирую Бурыкина), хотя, с его же слов, она оторвалась еще в 1987 году, но без натурализма – алкоголя и мальчиков. Да и как было не оторваться, особенно когда Майя с Машей переехали в Москву?!