Тайны жизни Ники Турбиной («Я не хочу расти…»)

Дмитрий Шикторов в 1995 году закончил Московский медицинский институт имени И.М. Сеченова, работал хирургом, а в 2003 году переехал в Торонто (Канада). Он женат, у него семилетний сын. Шикторов и сейчас красив, интересный собеседник. Не знаю вот только – действительно ли у него голубые зубы: неудобно было спросить.

После окончания с горем пополам восьмого класса Ника уходит из престижной школы на Кутузовском проспекте, но надо было учиться дальше. И тут на помощь в очередной раз приходит ее добрый ангел Людмила Васильевна Лушникова, которая прежде, до Ялты, жила и работала в Москве. Она через своих знакомых устроила Нику в вечернюю (сменную) общеобразовательную школу № 182, что на улице Пианистов, Черемушкинского района. Через четверть века Лушникова скажет: «Я знала, что Ника ни в какой другой школе и ни по какому предмету учиться не сможет. Ей помогли и в Ялте, и в Москве. У нее вообще не было навыков учебы».

По свидетельству Евгении Филатовой, посещение Никой школы было крайне вольным: хотела туда идти – шла, не хотела – пропускала. Сама же Ника считала, что вечерняя школа – это «очень эксцентрично и клево» и рассказывала Косульникову: «Учителя таращили на меня глаза, а я веселилась от души – только что язык им не показывала». Спустя год, сдав экстерном выпускные экзамены, она получает аттестат о среднем образовании – за это директору школы был подарен столовый сервиз. Прилагаемый к нему табель итоговых оценок, мягко говоря, оставляет желать лучшего.

Что касается учебы Ники в московских школах, интересны рассуждения Альберта Лиханова, который на вопрос: «Почему у Ники, обладавшей удивительным даром стиля и способностью легко выстроить литературную фразу любой сложности, не получилось втиснуть этот свой дар в школьную программу», – ответил: «Конечно, она в школу в принципе не вписывается. Вы представьте себе: знаменитая девочка и – московская школа… Во-первых, она приезжая. Во-вторых, у учителя всегда соблазн: сидит перед ним эта якобы именитая особа, и первый его импульс – наклонить, выровнять. Поэтому у такого ребенка должен быть не школьный учитель, а домашний, каким Жуковский был у великих князей. Это штучная работа. А кто у нас это может? Богатые делают эту штучную работу для своих супердетей»[147]. Трудно не согласиться. Добавлю, что заниматься так с Никой в Москве даже Жуковскому было бы сложно, ибо надо было это начинать в Ялте.

Приведу слова Евгения Бунимовича из фильма «Три полета Ники Турбиной»: «Переломанный, измученный уже в достаточной степени, с потухшими абсолютно глазами человек – вот, пожалуй, я помню эти потухшие глаза. В Москве этих звездочек… Это же нужно было пережить. Понимаете, одно дело Ялта, в которой, наверное, пальцем показывали на улице, когда она шла. Другое дело Москва, где не только слезам не верят, а в которой и звездам не особенно верят. У нас теперь фабрики звезд на каждом углу. Какие тут звезды?..»

Многие считают, что Ника начала ревновать маму к младшей сестре после ее рождения. На самом деле это случилось еще тогда, когда Майя носила Машу, а Ника с присущим ей предчувствием понимала, что так, как раньше, никогда не будет, потому что мама будет принадлежать не только ей. И другая жизнь, которую Ника начала вести в 1988 году в Ялте, была одним, если не первым, из многих ее протестов, имевших продолжение после ее переезда в Москву. Свидетель тому – Альберт Бурыкин. 7 декабря 1988 года, – рассказывает он, – я не пошел на работу, почувствовал, что сегодня встречусь с Никой.