Вспоминает Людмила Николаевна Баркина, близкая подруга Светланы Карповой по Майкопу: «С Никой я познакомилась в ее московский период, когда Майя жила с Олегом Егоровым. Могу сказать, что эта деваха мне сразу не понравилась ни внешне, ни внутренне. Родители отдали ее тогда в элитную школу на Арбате, которая, конечно, была ей не по силам, прежде всего, умственным. Вела она себя, как королева, но на элитных московских деток это впечатления не произвело. И начались конфликты».
А в десятом классе той же школы учился уже упомянутый Дмитрий Шикторов. Ника, как известно, влюбилась в него с первого взгляда. И вот теперь они в одной школе. По словам Филатовой, Ника, если видела, что Шикторов стоит в школьном коридоре и не обращает на нее внимания, могла выкинуть такой фортель – умышленно упасть в ведро с водой, разыграв такую комедийную сценку. «Эту любовь она не может скрыть, – рассказывала Карпова, – иначе Ника любить не умела. За Шикторова она готова была умереть. Вскоре он это понял: когда приближался Никин день рождения, Майя, узнав номер его телефона, позвонила ему и, меняя голос, от имени Никуши пригласила мальчика в гости. Он согласился прийти и спросил адрес.
В день своего 15-летия в квартире, из которой она через восемь лет совершит свой первый полет, Ника заставила Шикторова поцеловаться с ней. До этого она никогда не целовалась, и он тоже. У них вспыхнула любовь. Через год, не в силах вынести огонь Никушиного чувства, он сказал Майе, что вынужден расстаться с ее дочерью. А Ника тем временем на всех стенах, на обоях, написала: “Я люблю Шикторова”. Она говорила только о нем. Все закончилось слезами и скандалами. Дома Ника одна оставаться не могла. Как и все последующие, первая любовь Ники была несчастной».
Поскольку Карпова свидетелем этих событий не была, снова обратимся к Бурыкину, на чьих глазах происходила эта история: «Роман там был бурным. Впрочем, это не мешало развитию иных романов. 8 мая 1990 года у них был разрыв. Не знаю, долгий ли, потому что с июня 1990 года мы с Никой перестали видеться часто (то есть вместо “каждый день” стало “раз в месяц”). Слова о первом поцелуе совершенно не соответствуют действительности. Загулы Ники по мальчикам длились на моих глазах всю осень 1988 года, все это было в крепчайшем пьянстве. Не знаю, как это выдерживал организм девочки. Роман с Шикторовым был позже – в марте 1989 года они еще не встречались. Думаю, бабушка либо это забыла, либо решила как-то обелить память о Никуше, но вряд ли это нужно. Ника сохранила в этом аде душу – так что правда об аде Нику не порочит».
В одном из присланных мне Бурыкиным файлов (см. в иллюстрациях) были строчки Ники о Шикторове (насчет «в ту памятную пятницу»). «Они, – сообщает Бурыкин, – написаны в период ее романтических страданий по нему в марте 1989 года. Знак с подобием свастики – скорее всего, символ ее совестливого самоотрицания и вынужденного самоограничения. Думаю, увлечение Шикторовым было для нее полезным в смысле ограничения слишком уж запредельных загулов. Строчки полустиха говорят о том, как она видела себя рядом с Шикторовым (плохая девочка рядом с серьезным и осторожным положительным парнем, не особенно желающим порочить себя связями с известной плохими манерами “развратницей”)».
Рассказывает Дмитрий Шикторов: «В экспериментальной школе особых симпатий у меня к ней не было, я просто знал, что в нашей школе учится такая девочка. Ника вызвонила меня, и в мае 1989 года, когда я заканчивал школу, мы встретились. В декабре того же года я был у нее на дне рождения, и с того момента начались наши отношения, которые продолжались шесть-восемь месяцев. Встречались мы чаще у Ники дома, где вместе с ней, Машей и Егоровым одно время жила Женя Енгибарова[146]
, они с Никой были близкими подругами.С Майей у Ники были конфликты, но заканчивались полюбовно. В качестве отца она называла Вознесенского. О бабушке говорила очень тепло. Егоров производил впечатление человека неоднозначного и закрытого. Стихи мне Ника не читала и всегда обходила стороной эту тему: то ли не хотела, то ли стеснялась. Во всяком случае, не пыталась вовлечь меня в этот мир. Любил ли я ее? Ведь что такое любовь – сказать трудно. Но чувства были, хотя и было очень сложно: Ника – человек другого мира, оголенный нерв. Рядом с ней не было никого, кто поддержал бы ее и стал, с одной стороны, безусловной опорой, а с другой стороны, не давил бы на нее.
Может, это свойство творческой натуры, но иногда Ника то ли врала, то ли фантазировала, и я понимал, что слова ее на веру принимать нельзя. Такой пример. Одно время мы долго не виделись, и когда я позвонил, она сказала, что у нее родился ребенок и она собирается его купать, а спустя десять минут призналась, что это не так.
В какой-то момент мне стало невыносимо, я понял, что дольше не выдержу, и по моей инициативе мы расстались, но сохранили хорошие отношения, встречались, а когда я женился и жил в трехстах метрах от Ники, не однажды с женой заходили к ней. Был и на ее похоронах. Конечно, вспоминаю Нику до сих пор».