Долгие годы я шел к ней – почти полгода, как пришел в ее дом. Нянчил сестру, гулял с собакой, искал детское питание малышке, выстаивал очереди за фирменной коляской (ох, советский дефицит!). Олег сказал, что она скоро придет. Я не видел ее бездну лет. Кто она, какая?.. Я ночевал… Она то была в компании, то спала за стенкой – так изо дня в день, но сегодня будет встреча. Но дух говорит – все возможно верующему. Я ждал ее в большой комнате, открыл балкон… Вошла Ника с компанией. Я стоял к ней спиной. Полтора часа, в проеме раскрытого балкона, босиком. Это должно было быть так – она не увидит моего лица, иначе ошибется. Она ждет другого лица, этим она обманется. А дух почувствует. И позовет, не только словом. И изменится на годы жизнь, ее и моя. “Может, Вы зайдете к нам?” – наконец, замерзшему. Я обернулся. Девушка в матроске, почти незнакомое лицо.
Мы ждём Вас! Приглашающий жест… На кухне молодая компания, её беседа постепенно разбавляется вином… Наконец, половина, включая Нику, уже не стоит на ногах. Подъезжает машина, зовут продолжить кутёж. Мы удерживаем Нику, подруга Майи уводит её спать…
Надо было просто быть рядом… Не пить, а быть. Помню очередную пьянку. Когда действие дошло до критичной грани, я взял бутылку и ударил ею об пол. Ника закричала, кругом осколки – у неё слёзы (она парадоксально и до боли любила аккуратность и чистоту)…
Бедствия были и иного рода. У Ники с мамой конфликты возникали в то время часто, доходило до кидания тяжёлыми и острыми предметами. Как-то мама в отчаянии стала биться головой о стенку. Я терпел-терпел, потом подошел к издевающейся Нике и дал ей пощечину. Она изумилась: “Что?? Как ты… Ты – меня – ударил?!” – “Да”. Она пошла думать. Потом вернулась: “Спасибо…”. Я: “Могу ещё”. Назавтра Майя возмутилась, перейдя на Вы: “Алик, как Вы посмели ударить мою дочь?” – Но ответ я родил минутой раньше: “Ника мне дороже наших с ней отношений…”
По словам Майи, она просто не выдержала гормонального взрыва. Так что разврат… Да, он был, можно сказать, запределен – и в Ялте, и в Москве. Но всегда Никуша пыталась быть человеком. Помню, мне налили вина (а я тогда был непьющий) – Ника резко пришла в себя и накрыла ладонью стакан: “Тебе нельзя! Никогда!”
[148]