Тайные архивы русских масонов

Симанскому вручили: белый лайковый передник (так называемый запон)[363], серебряную неполированную лопаточку на белом кожаном ремешке, две пары мужских и одну пару белых женских перчаток и золотой прорезной равносторонний треугольник с изображением трех связанных факелов[364]. Сквозь ушко треугольника была продета зеленая шелковая ленточка.

Обряд был окончен, новопринятого брата усадили по правую руку великого мастера. Он «читал мне устав, который и слушал я с большим вниманием», вспоминает Симанский, «и поручил меня брату Долгополову, под руководством коего и оставался я до поручения меня брату Апухтину сентября 26-го дня». Поручая новопринятого Долгополову, Евреинов, согласно ритуалу, должен был сказать: «Почтенный брат поручитель, тебе поручается сей новопринятый брат. Научи его исполнению его должностей, а тебе, новопринятый брат, повелеваю именем начальников наших повиноваться сему мастеру, коему ты поручаешься». И Симанский повиновался.

В ознаменование же того, что всякий масон является лишь звеном огромного, всемирного масонского братства, звеном неразрывной цепи[365], масонский ритуал предписывал при окончании посвящения профана образовывать символическую цепь.

Как руки тесно мы все цепию сплетем

,Да тако и сердца любовию съединятся,

раздается хоровая песнь, и для образования цепи братья берут друг друга за руки, причем стоящий вправо берет левую руку своего соседа правой рукой, а стоящий влево — левой рукой правую руку соседа.

Неразрушима в век пребудет цепь священна

—

громко поют все братья, и новопринятый с удивлением замечает участие в братской цепи служителей, вошедших в помещение ложи во время первой строфы песни. Собиратели милостыни обходят всех присутствующих.

Блажен кто страждущим внимает

И помощь бедным подает,Кто слезы сирых осушает,

поют они под тихие звуки музыкальных инструментов.

Звучат непонятные для новичка условные речи при закрытии ложи, закрывается библия, бережно уносится ковер с символическими изображениями. Евреинов сосредоточенно, медленно, медленно читает молитву: «Благословение небес да снизойдет на нас и на всех истинных каменщиков и да украсит и обновит нас всеми нравственными, общественными добродетелями».

Гасят свечи…

ГЛАВА II

Не гораздо ли лучше офицер ведает положение своего полка и земледелец свойства полей своих, нежели самый мудрейший наблюдатель самого себя и знает собственное сердце свое?

Из масонского рассуждения о самопознании

После праздника посвящения наступии будни повседневной масонской жизни.

Вступление в Орден влекло единовременный расход и постоянные денежные обязательства, от коих избавлены были только неимущие братья.

В ложе Трех Светил, к концу первой недели после приема, принятый обязан был уплатить: за прием 75 рублей, за одежду (т. е. запон, шляпу и перчатки) 15 руб., за знак ложи 15 руб., за патент (брать который было необязательно) 20 руб., служащим при ложе 5 руб. ассигнациями; ежегодными платежами были: 40 руб. на содержание дома, в котором помещалась ложа[366], 5 руб. в кассу великой управляющей ложи, 5 руб. в Иоаннов день, так называемый иоанновский червонец. Кроме обязательных расходов были и добровольные, которые, однако, выражались в крупных иногда цифрах к концу каждого года: при конце работ в ложах, будь они ритуальные или простые собеседования главарей (или пастырей) с меньшими братьями, собиралась милостыня; подпиской нередко собирались большие суммы и по домам среди членов ложи в пользу бедных собратий по Ордену и т. п.; являлось соревнование жертвовать на украшение ложи, на заведение библиотек, содержание оркестра и проч. Каждое последующее повышение в степени влекло новые платежи, товарищеская степень обходилась в 85 руб. и мастерская в 105 руб. Деньги, вырученные за посвящение, составляли собственность ложи.

Кроме денежных обязательств масонский Орден налагал и нравственные, духовные. Вскоре же после принятия каждый посвященный должен был сам себе сознаться, что он уже не всевластный господин своей воли, своих поступков, но что Орден в любое мгновение мог потребовать у него отчет. Руководитель обращался в какую-то живую ходячую совесть новопосвященного.