Тайные безумцы Российской империи XVIII века

В середине — второй половине XVIII века довольно часто сумасшествие проявляется в письменном творчестве, но, как показывают документы, сам по себе этот факт также не воспринимался как девиация, а простое упоминание в подобном тексте царского имени или еще чего-то, так или иначе связанного с государственной властью, оценивалось уже вполне рационально. В 1772 году в Петербург из Казани пришло сообщение о протоколисте Сергее Попове, который, «начитавшись книг», и сам стал писать всякие сочинения, адресовывая их московскому митрополиту Амвросию и императрице. В них, в частности, Попов сетовал на то, что в прочитанном им «Кратком понятии о всех науках, для употребления юношества» Ж. А. С. Формея, впервые изданном по-русски в переводе с немецкого в 1764 году, при перечислении разных монархий и империй не упоминается Российская. Из Петербурга, познакомившись с творениями Попова и, видимо, не найдя в них ничего крамольного, ответили, что надо бы его освидетельствовать и, если окажется безумным, отправить в Спасо-Евфимиев монастырь, а если нет, то послать на службу в отдаленный город[227]. В 1781 году ничего крамольного не обнаружили и в сочинениях другого казанского жителя, престарелого мещанина Василия Ильина, которого велено было оставить в той же богадельне, где он содержался и до того[228]. В 1775 году в Спасо-Евфимиев монастырь был отправлен солдат Илья Буханов, пославший некие бумаги на высочайшее имя, при знакомстве с которыми в Тайной экспедиции было решено, что «состоят оные в одном пустом и совсем сумасбродном вранье»[229]. В Киевской губернии в 1774 году священник Прокопий Михайловский написал письмо тамошнему митрополиту, в котором утверждал, что в инструкциях о порядке поминовения лиц царской фамилии нельзя слово «бывший» употреблять по отношению к Петру III. Острожный и, вероятно, озадаченный этим письмом митрополит на всякий случай переслал его губернатору Ф. М. Воейкову, но тот, по-видимому, не захотел с этим разбираться и отослал письмо обратно, сославшись на то, что в тексте два слова на латыни, которые он не смог разобрать. Митрополит, которому пришлось взять ответственность на себя, решил, что Михайловский безумен и предложил отправить его для исправления в пустынь. В Петербурге разбираться с политическими взглядами священника не стали и с мнением митрополита согласились[230].

Примечательная резолюция, демонстрирующая, как во второй половине столетия, в «Век Разума», стали оценивать претензии безумцев на свое высокое происхождение, содержится в деле украинского казака Прохора Галушки, в 1781 году назвавшего себя «первым императором». В Тайной экспедиции постановили:

От имевшаго неповрежденной разум человека такого вранья отнюдь бы произойтить не могло, почему оное его изречение по благоразумию и существу своему заслуживает совершенное призрение[231].

Галушка, очевидно, не был мошенником-самозванцем, пытавшимся извлечь из своих вымыслов какую-то выгоду, и вряд ли мог более чем через полвека после смерти Петра I обрести сторонников и «благоразумие» подсказывало, что никакой опасности для власти он явно не представлял.

Не представлявший реальной опасности словами или писаниями безумец, как уже говорилось, нередко отдавался на попечение родственникам. В 1776 году в Тайную экспедицию попал копиист Николай Дмитриев, считавший себя сыном герцога Голштинского. Проводивший допрос Шешковский задал ему вопрос: «Ведаешь ли ты, что таких болтунов, кои себе ложныя имена присвояют, не только бранят, но и бьют?» Дмитриев в ответ заявил, что «болен головой», на своем высоком происхождении не настаивает и больше об этом никому говорить не станет. По высочайшему повелению он был отдан на попечение отца, поручика Адмиралтейства[232]. За тридцать лет до этого, в 1746 году, в то время капитан-командору, а впоследствии вице-адмиралу В. Я. Римскому-Корсакову был отдан на попечение его брат ротмистр Лейб-гвардии кирасирского полка Владимир Римский-Корсаков, через год выздоровевший и отправленный обратно служить[233]. В 1757 году был отдан отцу, отставному прапорщику, кондуктор Инженерного корпуса Кондратий Расновский, повинный в том, что во время церковной службы нюхал табак, а на сделанное ему замечание стал материться и говорить: «…я де на него [именной указ] плюю, я де и сам император»; отец утверждал, что Расновский болен меланхолией[234]. В 1761 году на попечение родственника был отдан отставной капитан, участник Семилетней войны Макар Лавров[235].