Тайные дневники Шарлотты Бронте

— Нельзя судить человека по его семье, — пылко возразила я. — Мистер Николлс не обладает ни одним из перечисленных тобой недостатков, если это вообще недостатки.

— Как ты вообще можешь думать о том, чтобы выйти за бедного викария?

— Если я должна выйти замуж, то именно за викария, папа, и не просто викария, а твоего викария. И если я выберу его, то он должен жить вместе с нами в этом доме, потому что я не брошу тебя.

Отец встал, его глаза полыхали яростью.

— Никогда. Никогда я не пущу в этот дом другого мужчину. Поняла меня? Никогда!

С этими словами он торжественно покинул комнату.

Целую неделю он со мной не разговаривал. Воздух в доме был полон изрядного напряжения; временами мне даже казалось, что я не могу дышать. Однажды утром, завтракая в одиночестве, я услышала, как Табби прихромала в кабинет отца и громко его отругала.

— Хватит уже этого идиотства! — кричала старуха. — Бедная мисс не видит от вас ни ласки, ни доброго словечка! Вы шатаетесь по дому, как полоумный деспот! Кто дал вам право, сэр, указывать сорокалетней женщине, что ей делать? Хотите свести в могилу свою единственную дочь? Может, это ее последний шанс на счастье! Так пусть хватается за него, старый дурак!

В тот же день папа неохотно позволил мне «видеться с тем джентльменом», но больше ничего не обещал. Мне только этого и надо было. Я немедленно уведомила мистера Николлса о своем намерении возобновить наше общение, в надежде лучше понять друг друга и заново обдумать его предложение.

Ответ пришел почти мгновенно. Мистер Николлс надеялся встретиться со мной при первой же возможности. Он приехал на третьей неделе января с десятидневным визитом и снова остановился у Грантов в Оксенхоупе. На этот раз он мог честно и открыто показаться в пасторате. Однако, к моему огромному смущению, папа встретил мистера Николлса с такой неприязнью и враждебностью, что нам пришлось немедленно покинуть дом в поисках уединения и покоя.

Я надела самый теплый плащ, шляпку, перчатки, муфту и ботинки, и мы отправились на прогулку. День выдался очень холодным, со свинцовым небом, но, к счастью, почти без ветра. Обильные новогодние снегопады превратили окружающее холмы и долы во взбаламученный белый океан, сгладив подъемы и спуски и исказив знакомые приметы до неузнаваемости. Многие неопытные путники, осмеливавшиеся пересечь замерзшие холмы, терялись или проваливались в снег по самую шею. Мы избрали более надежную дорогу от Хауорта к Оксенхоупу: утоптанную тропу через заснеженные поля.

Мы с мистером Николлсом неспешно шли рядом. Наши щеки порозовели, дыхание слетало с уст клубами пара; под ногами тихонько скрипел примятый снег. Ширины тропы хватало как раз на двоих, поэтому мы были совсем близко, бок о бок. От напряжения мы часто задевали друг друга, вследствие чего викарий столько раз произнес «простите» за первые десять минут, что я попросила его воздержаться от дальнейших извинений: он может натыкаться на меня сколько угодно.

Несмотря на неловкое начало, мистер Николлс нервничал заметно меньше, чем во время нашей сентябрьской встречи. Взглянув на него, я увидела, что он смотрит на меня с любовью и улыбается.

Я тоже улыбнулась со словами:

— Мистер Николлс, теперь, когда мы наконец получили возможность поговорить лицом к лицу, наедине, я хочу начать с благодарности за ваше нерушимое постоянство в течение прошлого года, невзирая на преграды. Более того, хочу извиниться за буйное поведение отца и свое затянувшееся смятение и нерешительность.

— Спасибо, мисс Бронте, но мне всегда казалось, что возражения вашего отца против нашего союза совершенно законны. И ваше сопротивление мне тоже понятно.

В его голосе не было и следа сарказма, его лицо и тон излучали неподдельную искренность и смирение. С изумлением и возросшим уважением я покачала головой.

— Если бы мой патрон обращался со мной, как с вами, мистер Николлс, в последние полгода, проведенные в Хауорте, я не была бы так снисходительна и великодушна.

— А как иначе? Вы — весь мир для вашего отца, как и он для вас. Он считает, что вы достойны большего, чем брак с простым викарием. Я не виню вас за схожие чувства и нежелание гневить отца.

— Его гордыню и честолюбивые мечты необходимо вырвать с корнем, сэр. Они совершенно излишни. Вы доказали свою ценность годами самоотверженного служения нашему приходу. Разумеется, за месяцы, прошедшие после вашего отъезда, небрежность и некомпетентность вашего преемника напомнили всем прихожанам, как много они потеряли, распрощавшись с вами.

Он удивленно нахмурился.

— Что же такого ужасного сделал — или не сделал — мистер де Рензи?

— О, список его недостатков слишком длинен, чтобы утруждать себя перечислением, сэр. По крайней мере, непоправимый вред пока не нанесен. Возможно, благодаря этим особенностям нового викария папа наконец справится со своими предубеждениями и образумится.

Наши взгляды встретились, и мы рассмеялись. Мы молча шагали в тишине раннего дня, затем я глубоко вдохнула морозный воздух и добавила: