Тайные дневники Шарлотты Бронте

— Ценно. Другие так и пишут, — ответила я. — Разве ты забыла рецензию в «Дуглас Джерролдс уикли»?

— Он называет книгу странной и сбивающей критиков с толку, — кисло произнесла Эмили.

— Он также говорит что «ее невозможно забросить на середине, — начала я цитировать по памяти. — Мы настоятельно рекомендуем всем любителям новизны найти этот роман, поскольку не сомневаемся, что они никогда не читали ничего подобного».

— Тоже мне похвала, — фыркнула Эмили.

— Радуйся, что твою книгу вообще заметили, — тихо промолвила Анна.

Я с болью на нее посмотрела. Ее книгу почти не обсуждали. Немногие критики, которые упомянули «Агнес Грей», указали лишь, что ей недостает мощи «Грозового перевала», зато она «намного приятнее» по части темы и трактовки.

— Мне кажется, — в утешение сказала я, — что не следовало представлять ваши работы вместе, поскольку это совершенно разные истории, как по сюжету, так и по характеру.

— Критики надо мной не властны, — решительно заявила Анна. — Я творю кровью сердца. Все остальное не важно; мыслями я уже с новым романом.

— И все же к милой и нежной «Агнес Грей» отнеслись бы более благосклонно, выйди она отдельной книгой. Боюсь, ее затмила более жестокая и драматичная история Эмили.

— Нас обеих затмила твоя история, Шарлотта, — спокойно констатировала Эмили. — «Джейн Эйр» полюбилась и читателям, и критикам. Она непогрешима.

— Неправда… — начала я.

Эмили встала на колени и взяла меня за руки, глядя с глубокой любовью.

— Молю, чтобы холодный прием наших книг не испортил удовольствие от твоего триумфа, Шарлотта. «Джейн Эйр» — чудесный роман. Мы обе гордимся тобой.

В отличие от критиков папа, узнав, что все его три дочери издались, был одинаково восторжен в своей радости и похвале.

— Я давно что-то подозревал, — засмеялся он, услышав новость, — но мои подозрения оставались смутными. Я был уверен только, что вы, девочки, непрерывно пишете, и явно не письма.

Несмотря на наши возражения, папа поместил все шесть томов «братьев Белл» на маленьком столике в своем кабинете. Он с гордостью собирал газетные и журнальные рецензии на наши романы, старательно помечая вырезки датами публикации. Не раз я замечала, как отец перечитывает эти рецензии, когда стучала в дверь его кабинета и заглядывала объявить о визите мистера Николлса. Папе приходилось быстро убирать свои драгоценные вырезки в конверт и прятать в тайное место.

Весь прошлый год я видела мистера Николлса почти каждый день, но неизменно мельком, и мы редко обменивались более чем парой фраз. Однако, в отличие от нашего беспутного брата и простых и исполнительных слуг, мистер Николлс был умным, пытливым и наблюдательным человеком, и потому уберечь наш секрет от него было непросто. Много раз мистер Николлс являлся в пасторат одновременно с почтальоном, который приносил письма и посылки от лондонских издателей. Эти загадочные свертки зажигали огонек любопытства в глазах викария, но мы с сестрами всегда исчезали со своими трофеями, не проронив ни слова объяснения.

Одним таким утром в конце января я услышала крик Табби:

— Еще одна посылка для вас, мисс Шарлотта!

Подбежав к двери, я увидела, что мистер Николлс вернулся с собаками с прогулки. К моему замешательству, Табби протянула мне сверток на глазах у викария.

— Вы такие популярные леди, мисс! Кто посылает вам столько книжек из Лондона?

— Друг, — поспешно отозвалась я и покраснела, пытаясь спрятать адрес отправителя.

Через неделю, когда я принесла чай папе и мистеру Николлсу, викарий спросил отца, почему он поставил романы Беллов на самое видное место в своем кабинете. Не моргнув и глазом, папа пояснил, что просто восхищается ими. Я была благодарна отцу за осмотрительность, равно как и Эмили, которая продолжала настаивать sine qua non [61]на анонимности. По реакции мистера Николлса было ясно, что он не усомнился в ответе; он также не выразил желания прочесть упомянутые работы. В то время я была уверена, что самая идея женщины-романистки поразила бы мистера Николлса. Ему никогда не пришло бы в голову, что Беллы в действительности три женщины, к тому же дочери его пастора.

Я давно и пылко восхищалась трудами Уильяма Мейкписа Теккерея, особенно мне нравился его последний роман «Ярмарка тщеславия». Когда вскоре после публикации «Джейн Эйр» сей достойный джентльмен похвалил мой труд, я была так изумлена и благодарна за его щедрость, что посвятила ему второе издание «Джейн Эйр», чем произвела внезапный фурор.

— О нет! — воскликнула я, вбегая в столовую, где Эмили и Анна усердно расчесывали длинную шелковистую шерсть Флосси. — Мистер Теккерей только что известил меня о самых неожиданных и огорчительных обстоятельствах. По-видимому, всем известно — кроме меня, разумеется, — что мистер Теккерей, как и мистер Рочестер, был женат на сумасшедшей. Ему пришлось поселить ее отдельно от себя.

— Ты, верно, шутишь, — удивилась Эмили, откладывая собачью щетку.

— К сожалению, нет. В газетах муссируются слухи, что Каррер Белл посвятил ему издание, поскольку автор «Джейн Эйр» — гувернантка семейства Теккереев.