– Когда мы вышли из машины, Высоцкий, видимо играя своего парня, положил руку мне на плечо и на глазах изумленной публики стал что-то оживленно рассказывать. Меня это очень покоробило, потому что после неприятного разговора о деньгах у нас в машине был какой-то совершенно неэмоцинальный диалог. Впрочем, он не обязан был со мной как-то по-человечески общаться. Я был для него мальчишкой с улицы, а, скажем, не Василием Шукшиным, с которым он общался на равных…
Справедливости ради стоит сказать, что другой участник тех событий вспомнил, как при расплате с Высоцким выяснилось, что денег собрано все же меньше, чем договаривались. Но Высоцкий якобы отнесся к этому очень корректно, выразившись в том смысле, что ничего страшного…
Только без песен
В общем, от идеи организовать выступление Высоцкого – в Политехе или нет – студенты института отказываться не собирались. Один из них потом рассказал мне, как они срочно побежали к начальнику политеховского студгородка, чтобы попробовать с ним договориться о зале, но вновь услышали категорический отказ. Ребята пытались настаивать, что чуть не привело к серьезным неприятностям: руководитель администрации студенческого городка якобы пригрозил вызвать милицию!
Злоключения горе-организаторов одного из первых ленинградских концертов Высоцкого закончились совершенно неожиданно благодаря нестандартному решению, пришедшему в голову одному из студентов – Евгению Рейну.
Незадолго до того закончивший школу Евгений решил обратиться за советом к своей бывшей классной руководительнице Евгении Васильевне Бобковой (Евгений Рейн заканчивал среднюю школу 121, которой давно уже не существует – на ее месте теперь располагается какой-то колледж). Насколько я понимаю, Евгению нужен был не совет, а школьный актовый зал, но и без мудрого совета тут не обошлось. Евгения Васильевна поддержала замысел своего бывшего ученика, но предупредила: окончательное решение примет директор школы, который, как и подобает любому директору советской школы, крайне осторожен во всем, касающемся чего-либо нового. Но у этой осторожности, как совершенно справедливо заметила Евгения Васильевна, имелась и оборотная сторона: директор 121-й школы был не особенно в курсе культурных проявлений расцветавшей тогда хрущевской «оттепели». То есть он, безусловно, был наслышан о самой распространенной «разрешенной» тогда форме проявления этой «оттепели» – стихах, – но не вникал в суть.