Зеленый цвет глаз редко встречался, но его глаза походили на драгоценный
Китайский нефрит.
Он был настолько горяч.
Горячая рок-звезда.
Я вскрывала свои карты, щелкая рубашкой каждой, пока выкладывала их.
— Тузы и семерки. У тебя есть что-нибудь в руке помимо твоего члена?
Инди завопил.
— Она сделала тебя, Стрэтти-бой. Пот10 и… что у тебя осталось? Штаны и носок,
бро. Снимай носок.
Инди был любителем. Он был красивым и искрометным, но не вел себя как
двадцатилетний. Он поступал как парни моего возраста, готова поспорить, что мы
одногодки.
Восемнадцать.
Да какая разница.
Стрэт не отводил от меня глаз. Даже не взглянул на мой фуллхаус. И не посмотрел
вниз, когда положил свои карты на стол. Я не могла пошевелиться в течение слишком
долгих секунд. Его взгляд не был просто взглядом. Это была черная дыра. Уверенный и
серьезный.
Я оторвала себя от его пристального взгляда и посмотрела на его карты.
Четыре двойки.
Твою мать.
Проигрыш на двойках был оскорбителен.
3
Стрэт отклонился назад, закручивая песню по всему сексуальному телу. Банк был
его, но он не протянул руку за ним. Он только пристально рассматривал меня своими
глазами, его рука лежала на спинке стула, колени дерзко разведены, позволяя мне увидеть
стояк в его шортах. Я глубоко дышала, но мне все равно не хватало воздуха. Мои легкие
сжимались с каждым вздохом.
Инди посмотрел на меня под столом.
— Никаких носков, мужик. Дерьмо. Ты расстроена не так сильно.
Это было выше моих сил. Таким образом, всё кончено. Всё же мне понравилось.
Больше, чем просто понравилось, мне было комфортно вне своих рамок. Всё, что
включала в себя игра, — переменная удача с картами, хаос, который я устроила,
одновременно взволновали и успокоили меня, а также противоречивость, которая
сменилась на ощущение комфорта.
Я могла исправить это. Я исправляла всё постоянно. Мои успехи были великолепны.
Я была сотрудником по связям в Обществе суфражисток11. Я руководила школьной
сценической командой как военной операцией. Это было слишком легко. Если хочешь
омлет, придётся разбить яйца.
Я не говорю, что преследовала музыкантов, стоило только солнцу сесть. Нет. Просто
я размышляла, сидя на краю своей кровати, и приняла решение создать беспорядок из
моей жизни, для того чтобы исправить его обратно. Понимая, что это не больше чем
разбор полётов в понедельник утром.
Я стояла и держала руки за спиной, соединяя лопатки.
Стрэт облизнул губы, его глаза скользнули от моей промежности и остановились на
моих глазах. Я смотрела прямо на ублюдка и зацепила застёжку лифчика. Он собирался
увидеть мои сиськи. Соски уже затвердели от его внимания. У меня были довольно
неплохие шансы ощутить небольшую влажность между ног, где на мне были шортики из
кожзаменителя.
— Почему бы тебе не остановиться на минутку? — сказал он.
Я замерла. Я не должна была. Правила есть правила. Лифчик должен слететь. Но
парень блестяще изменял правила.
Также я не хотела снимать свой лифчик.
Стрэт наклонился немного вперед. Прядь медных волос соскользнула с его плеча и
упала на щеку.
— Что? — спросила я. — Испугался небольших сисек?
— Кто ты? — спросил он.
— Синнамон, — я слегка дернула головой, и мои собственные рыжие волосы
закрыли мне глаза. — Но вы можете называть меня Син12.
— Ага. Нет. Ты была на прошлой неделе за кулисами от административного
управления. Также я знаю, что ты не трахалась с Хервом Лундреном, чтобы там оказаться.
Затем ты и твоя подруга появляетесь в тех местах, где вас не должно быть. На грузовой
платформе за Вилтен13. Тысячедолларовый ужин в «Вилме». И Индиана, затрахивающий
глупостью тебя.
— Глупость — существительное, дебил, — сказал Инди.
Стрэт не отвлекался. Инди мог бы ворваться с национальным флагом США, и этого
не было бы достаточно для того, чтобы разорвать вибрирующую энергию взаимодействия
между мной и Стрэтом.
— Синнамон — даже не имя, — добавил Стрэт.
— Твоя мать называет тебя Стрэт?
— «Ролинг Стоун»14 дали мне имя три месяца назад.
— Стрэтфорд Гиллиам, — прошептала я.
Он снова отклонился назад, но не расслабился. Он закинул лодыжку на колено.
4
— Что-то не так. У тебя есть наличка. Достаточно, чтобы играть с нами. Никто из
восемнадцатилетних не имеет пачку двадцаток, а внутри сотенные.
— Я фанатка. Я обожаю Вашу музыку.
— Как тебя зовут?
— Ты что глухой? Синнамон. Можете называть Син.
Я потерла свой нос.
— Скажи мне свое имя, — сказал он, — и ты сохранишь свой лифчик на месте.
Он читал меня как открытую книгу. Я не хотела снимать лифчик. Я была не готова к
тому, как это может закончиться.
Впрочем, мне хотелось проверить, смогу ли я избежать этого.
Отец однажды спросил меня, почему я люблю неприятности. Почему я так сильно
наслаждаюсь этим. Почему я придумывала свои собственные проблемы, если не могла
найти их в жизни. У меня не было ответа. До сих пор не было.
Я не хотела, чтобы так вышло в гостиничном номере с «Пули и Кровь». Если я