Тайные коды истории

Но он вернулся. С собой, после долгого уединения на горе Элоима, он принес две каменные плиты с начертанным на них Законом. К слову сказать, в древности все написанное на камне считалось особенно священным. Когда Муса спускался с горы, перед ним во всей красе предстало то буйство, которое учинили его последователи, избавленные от египетского рабства. Он увидел оргии, дикие пляски и воздвигнутого идола – их нового бога. А как человек, знавший об оккультизме все и даже больше, Муса прекрасно понял, что означал этот идол. Он еще ничего не сказал, но, лишь заметив его, танцующие остановились, жрецы демона разбежались, основная масса мятежников дрогнула. Однако народ уже не любил своего избавителя, а ненавидел его: сначала за то, что он их оставил, потом – за то, что стал свидетелем их падения. Это был тот самый критический момент, когда, если бы хоть тень страха проскользнула в глазах Мусы, его бы просто стерли с лица земли вместе с его каменными скрижалями, вместе со священным Ковчегом и со всеми его идеями. Но никакой страх его не коснулся. Он стоял перед народом, окруженный невидимыми охранявшими его силами. Будучи по своей природе лидером, он понял, что прежде всего нужно поднять дух семидесяти старейшин до своей собственной высоты и через них поднять и весь народ. Он призвал Элоима, Небесный Огонь, из глубины своего духа и из глубины Небес, и обратился к старейшинам: «Ко мне, семьдесят избранных! Да возьмут они священный ковчег и да поднимутся со мной на гору Божию, народ же пусть ждет и дрожит. Я принесу ему суд Элоима».

Старейшины вынесли из палатки золотой Ковчег, прикрытый пеленами, и шествие из семидесяти старейшин с пророком во главе исчезло в ущельях Синая. Можете только гадать, кто боялся больше: старейшины, пораженные всем совершившимся, или народ, приведенный в ужас ожидаемой карой, которую пророк поднял над их головами как невидимый меч. Мятежники думали лишь о том, как уклониться от страшной силы этого жреца Озириса, этого «пророка несчастия», как они его называли. Они в спешке складывали свои палатки, седлали верблюдов и готовились к бегству. А затем случилось вот что. Небо застлали тучи, с Красного моря подул резкий порывистый ветер, пустыня окрасилась красновато-бледным светом, позади Синая взгромоздились тяжелые тучи. Порывы ветра принесли горы песка, с неба полились потоки дождя, и вот разразилась страшная гроза, которая громом перекатывалась по всем горным ущельям и доносилась до израильского лагеря устрашающим грохотом. Народ решил, что так Элоим выражает свой гнев, что слова Мусы достигли самого Неба. Стихия бушевала всю ночь и весь следующий день, молнии зажигали палатки, убивали людей и животных. Только к вечеру следующего дня гроза начала затихать, но облака продолжали клубиться над Синаем и небо оставалось черным. Тогда у выхода из горного ущелья показались семьдесят старейшин с пророком во главе. Их лица были озарены, над золотым Ковчегом сиял свет. Увидев эту картину, народ упал на колени. Муса громко сказал: «Пусть все, которые остались верны Единому Богу, приблизятся ко мне».

Три четверти из предводителей Израиля выстроились вокруг пророка, мятежники спрятались, и Муса приказал всем сохранившим верность поразить мечом зачинщиков восстания и всех жриц Астарты, дабы Израиль навек запомнил трепет перед Элоимом.

Теперь вы видите, что не собственным смирением и не благодаря душевной чистоте, а перемешивая страх с таинственным, Муса внедрял свой закон в умы народа израильского. Он хотел не просто рассказать людям о новом законе, он хотел выжечь его пылающими буквами в каждой душе.

 – Несколько жестоко, – покачал головой я.

 – Смотря с какой стороны, – цинично ответил мне Аль Башар, – без этой жестокости единобожие не смогло бы одолеть многобожия. Времена были не те, ни о какой доброжелательности уже не было и речи, она не сработала. А после казни мятежников Муса приобрел великую власть над народом Израиля и держал его железной рукой. Хотя, надо сказать, что потом все равно последовали новые возмущения, повлекшие за собой новые кары.

 – А как же предводители, – спросил я, – когда есть лидер, есть и те, которые хотят это лидерство отнять.

 – Вы совершенно правы. Вслед за народным восстанием Мусе предстояло поразить гордость священников-левитов, которые желали сравняться с ним и выдавали себя за непосредственно вдохновляемых Богом. Когда он справился с этой задачей, перед ним возникла следующая – надо было бороться с опасными заговорами честолюбивых начальников вроде Корея, Датана и Абирама, разжигавших народные восстания, чтобы низвергнуть пророка и провозгласить царскую власть.

 – Нечто подобное не случилось ли позже? – смутно припомнил я.

 – Да, но не с Мусой, а с Саулом, несмотря на противодействие пророка Самуила. Как бы то ни было, Муса не всегда вел себя как диктатор. Когда было нужно, он переходил от негодования к состраданию, от отеческой нежности к страшному гневу против своего народа. Благодаря такой политике народ постепенно и в значительной мере поневоле покорялся ему.