Тайные корреспонденты "Полярной звезды"

Очевидно, в середине июля 1855 г. из Москвы передали Марии Каспаровне Рейхель, что доктор едет через Вену. Во всяком случае Герцен отвечал М. К. Рейхель¹¹: «Господина из Вены жду с нетерпением <…>, смертельно хочется видеть» (XXV, 282). Хотя Герцен пишет М. К. Рейхель в Париж, но все же опасается лишних глаз да ушей и предпочитает не называть фамилии долгожданного путешественника. Позже он продолжает величать его «Венским», в память того маршрута, которым доктор ехал.

Проходят недели ожидания. Первая «Полярная звезда» уж вот-вот выйдет, а Павла Лукича все нет, и Герцен все не догадывается, что ему везут. Но вот наступает 16 августа. Доктор из Москвы, не знающий почти ни слова по-английски, благополучно достигает берегов вражеской державы (благо паспортов не спрашивают) и попадает в объятия «москвича» Герцена, с которым виделся много лет назад. В «Былом и думах» Герцен писал о докторе В-ском (т. е. «Венском»), который был для него «настоящим голубем ковчега с маслиной во рту <…>. Вести, привезенные Щепкиным, были мрачны; он сам был в печальном настроении. В-ский смеялся с утра до вечера, показывая свои белейшие зубы <…> Правда, он же привез плохие новости о здоровье Грановского и Огарева, но и это потерялось в яркой картине проснувшегося общества, которого он сам был образчиком» (XI, 298).

Спустя почти сто лет в Пражской коллекции материалов Герцена и Огарева специалисты обнаружили то самое письмо, которое было доставлено Никулиным из Москвы¹². Письмо без обращения и подписи (на случай конфискации).

Почерком Т. Н. Грановского: «Годы прошли с тех пор, как мы слышали в последний раз живое слово об тебе. Отвечать не было возможности. Над всеми здешними друзьями твоими висела туча, которая едва рассеялась <…>. Наши матросы и солдаты славно умирают в Крыму, но жить здесь никто не умеет. Многое услышишь от П.» (т. е. Пикулина).

Грановский писал еще о том, что надеется увидеться, «может быть, через год», но при этом нападал на некоторые сочинения Герцена, «которые дошли и к нам с большим трудом и в большой тайне». Он находил, что разочарование Герцена в западном мире чрезмерно, так же как и его надежды на внутренние силы самой России.

Вслед за тем несколько строк рукою Кетчера: «Да, сильно и горько чувствуют друзья твои, что тебя недостает нам. Скверно, тягостно и мучительно положение их в бесплодной и неприязненной или совершенно индифферентной стране; но я уверен, что тебе еще тягостнее, даже и в благодетельных климатах. Что там ни говори, а я убежден, что ты сросся с нами, как мы с тобой; что нас не заменит тебе никто — ни самая горячечная деятельность, в которую ты бросаешься. Если 6 ты был с нами или мы с тобой, ты поспорил бы, поругался, поставил бы несколько бутылок шампанского за прочет и, наверное, не напечатал бы многого или напечатал бы, да не так. И мы не доходили бы так часто до временной апатии. Податель, мой сынишка, передаст тебе все живее и даже представит в лицах»¹³.