Тайные полномочия

— Почему это так важно?

— Вот почему… — ответил Ванзаров, поднимая стакан с подстаканником.

— Признаться, не совсем понимаю… Ну, пил он виски из этого, и что?

— Полагаете, опять накормили ядом, а виски довершил дело?

Лебедев вынужденно согласился.

— Это невозможно, — сказал Ванзаров.

— Почему?

— Сколько должно пройти времени, чтобы при смешении с виски яд подействовал?

— Часа три-четыре.

— Тогда его должны были отравить в поезде, добавив в еду…

— Ну, вероятно…

— Это невозможно. Вся еда под контролем Курочкина и его людей.

— И что же тогда?

— Остается один выход: смешать яд с виски. Такое возможно?

— Не проверял, но результат должен быть не хуже… — ответил Лебедев.

— Вот и проверьте. Ваша помощь господину Граве не нужна…

Признавать поражение или собственное бессилие Лебедеву приходилось нечасто. Даже трудно вспомнить, когда такое случалось. Сейчас выхода у него не осталось.

— В походных условиях это невозможно. Яд сложный, чтобы определить его, требуется время и оборудование. Ближайшая лаборатория у меня на Фонтанке. Если желаете, могу испытать на себе. Думаю, выдержу пару капель. В худшем случае поднимется давление. Или в обморок упаду…

— И этот человек читал мне выговор, что я не берегу себя? — сказал Ванзаров. — Аполлон Григорьевич, надеюсь на ваше благоразумие. Уверен, вам хватит духу испытать на себе любую отраву. Поэтому прошу этого не делать. Будем ставить опыты при помощи логики, а не вашего бесценного здоровья. Вашего слова мне вполне достаточно. А бутыль нам еще пригодится. Подержите ее у себя.

— Что тут произошло? — спросил Лебедев, пристраивая бутылку в походном чемоданчике.

— Я бы поставил вопрос по-другому: откуда взялся виски.

— Могут быть сомнения?

— Сомнения всегда есть, — сказал Ванзаров. — Что приходит на ум сразу?

— Граве захватил ячменный напиток в дорогу, долго терпел и наконец не выдержал. Дорогая скучная, за окном чернота, так и тянет выпить…

— В этот раз самый простой вывод не самый верный. Обратили внимание на этикетку?

— Я в них слабо разбираюсь… Вот если бы коньяк.

— Старый виски. Судя по году — двадцатилетней выдержки. Этикетка грязная, со следами пыли и сырости. О чем это говорит?

— Неужели из запасов Бобби?

— Наверняка. Но тогда в ней не могло быть яда.

С такой очевидной логикой нельзя было не согласиться.

— Яд добавили после, — сказал Лебедев.

— Это самый очевидный вывод, — сказал Ванзаров. — Бутылку прихватили в особняке на всякий случай. И вот случай представился.

— Для чего Граве надо было убивать?

Вместо ответа Ванзаров наклонился над телом и пощупал пиджак. Из внутреннего кармана он достал записную книжечку с серебряным карандашиком.

— Мой коллега все-таки вспомнил, — сказал он, глядя на разворот страниц.

Лебедев заглянул. В записях царил полный хаос. Список фамилий исчеркан значками и стрелочками-пометками. Несколько фамилий зачеркнуты. Под списком явно свежие записи: слово «спина» с восклицательным знаком и простой вопрос: «Что она видела?». К кому относились эти пометки, сказать было трудно. Только логика могла в них разобраться. Криминалист мог рассказать о почерке и когда записи были сделаны. Но проникнуть в их смысл было затруднительно.

— Чего это вы его коллегой называете? — спросил он с оттенком ревности.

— Стенька-Обух не только прислал привет мне, но и подрядил Граве выяснить, кто такой Лунный Лис, — ответил Ванзаров, заглядывая на второй разворот. — Надо же, все купе расписал…

— Такой роскошный молодой человек, спортсмен и светский щеголь, польстился на деньги воровского старшины? Не могу поверить…

— Стенька-Обух умеет уговаривать. Особенно тех, кому слишком везет в карты.

— Ах, вот что… — сказал Лебедев. — Жаль, не знал, сразился бы с ним в искусстве передергивать… Как же он так глупо попался?

— Жажда и радость открытия, — сказал Ванзаров. — Граве мучило желание выпить. А тут он вспомнил то, что так его мучило. На душе — праздник. Он спешит задать вопросы, чтобы проверить свою догадку. Делать этого не следовало. Ему по-дружески предлагают бутылку виски. На радостях Граве теряет чувство опасности… Заходит в купе, наливает полный стакан и жадно пьет. Еще успевает закурить папиросу — тоже долго сдерживался. Что происходит дальше, Аполлон Григорьевич?

— Резкий подъем давления. Ему становится жарко, еле может дышать, нужен свежий воздух, он распахивает окно. Ветер не освежает, становится хуже, кричать о помощи не может, горло сдавлено. Организм борется за жизнь, но яд действует как бомба, которая взрывается в сосудах…

— Бутылка падает, виски проливается, падает зажженная папироса, огонь полез по столу, ветер бросает на занавески… — закончил Ванзаров. — Министр путей сообщения будет в отчаянии: такое купе сожгли…

— Со стороны это выглядело, будто он в окно хочет вылезти. Мог перепугать станционных… Кто же это такой подарок ему преподнес? Выбор небольшой.

— Почему вы так думаете?

— Лидваль еле ходит, Немуров с князем и Дюпре недавно мною перевязаны. Остаются барышни да генерал с Чичеровым. Кто-то из них…