Тайные силы: Интернациональный шпионаж и борьба с ним во время мировой войны и в настоящее время

Англичане соблюдали и после пленения строжайшую дисциплину. До самого конца 1916 года они были приучены оставаться ночью на открытом воздухе без прикрытия. Железная дисциплина, поддерживавшаяся строгими наказаниями, вошла им в плоть и кровь. Из одного захваченного английского приказа вытекало, что за одиннадцать месяцев 1917–18 года было расстреляно 65 человек, в том числе много офицеров, по большей части за трусость перед врагом, но также и по более мелким поводам. Все пленные были уверены, что их правительство выиграет и эту войну, как и все предыдущие. Редко лишь проявляли они склонность к мысли, что Англия может столковаться с Германией. У французов также мысль эта в отношении Франции встречала отзвук лишь в редких случаях, да и то лишь почти исключительно у южан. Обращало на себя внимание, что ирландцы также высказывались в борьбе с Германией за Великобританию. Английские батальоны из Южной [180] Африки, бывшие отборными войсками, доставляли среди пленных много германофилов. Пленные из английских колониальных войск, впрочем, сплошь проявляли дурное настроение вследствие того, что их особо ценные дивизии ставились на самые горячие участки фронта и использовались до последнего человека. Австралийцы напирали со злобой на то, что, будучи будто бы назначены в Египет, они были отправлены на театр военных действий во Францию. Но все эти колониальные войска, подобно ирландцам, были, в общем, настроены за Великобританию и уверены, что Англия никогда не вступила бы в войну, если бы она ее не рассчитывала наверняка выиграть.

До своего вступления в войну американская армия бывала по политическим причинам, неоднократно представлена в Германии и на театре военных действий депутатами своего офицерского корпуса, хотя штабам и войсковым частям трудно было растолковать, почему должны быть на германском фронте американские офицеры, когда изготовленные Америкой снаряды убивают германских солдат. Офицеры действительной службы производили впечатление дружественно настроенных и, во всяком случае, не враждебных немцам. Это же отношение можно было уловить и в плену, хотя их высокоразвитое чувство долга исключало всякое выявление этого настроения. Напротив, мобилизованные во время войны из других профессий офицеры проявили враждебное немцам настроение. Не одинаковым казалось и настроение нижних чинов. Они видели в войне нечто вроде крестового похода, повторяли, по большей части, ходячие фразы, ведшейся у них на родине английской пропаганды, и считали само собой понятным доведение войны до полного уничтожения позорной Германии. Были, однако, и такие, для которых война с немцами была войной с единоплеменниками, особенно, когда они увидели цветные войска французов или были принуждены драться с немцами бок о бок с ними. К цветным они питали презрение, граничившее с отвращением. К самой войне они относились различно. Солдаты действительной службы проявляли скромный военный характер, который лучше всего выразил один пленный из первой американской дивизии: [181]

«Нашей задачей является убивать или быть убитыми».

Среди мобилизованных на войну было много таких, которые считали войну, как таковую, несправедливостью и не скрывали своей радости по поводу избежания ее. Американские пленные были, пожалуй, еще крепче английских. Но само собой понятно, что вначале выносливость их была меньше. Так как дивизии прибывали одна за другой и всегда имелись новички, то картина настроения американских пленных была неоднородной. Первые отправленные во Францию вновь сформированные дивизии были, по-видимому, составлены из жителей тех штатов, которые были враждебны немцам, в которых английская пропаганда пустила крепкие корни, и на которых правительство президента Вильсона считало возможным опереться в первую очередь. Пленные из дивизий, поступавших позднее из штатов Пенсильвании, Нью-Йорка, Нью-Джерси, Иллинойса и других штатов Запада, по отношению к немцам были настроены скорее дружественно. Пленные одной из сформированных в этих штатах дивизии единогласно показали, что они пошли на войну с Германией лишь по принуждению и против своей воли.

Показания пленных давали возможность заглянуть и во взаимоотношения различных союзных войск между собой. Они не были товарищескими, величайшим наказанием было и приводило к бунтам, если их помещали вместе на транспортах и в лагерях военнопленных. Особенно велико бывало возмущение, когда цветные попадали в тесное личное соприкосновение с пленными европейцами. Французы отказывались, также, и от слишком близкого общества союзных им русских. Судя по поведению пленных, невозможно было говорить о верном братстве по оружию между неприятельскими войсками. Скорее можно было думать, что только политика по отношению к Германии связывает их между собой. Если бы германское правительство интересовалось этой областью, и если бы с германской стороны велась политическая пропаганда, то данные ее дали бы много такого, что могло бы быть успешно использовано для фронтовой пропаганды.