21 декабря (в свой день рождения) в городке Кулебаки я принял пулеметно-артиллерийскую роту. Из восьми ротных офицеров трое кадровых, столько же инкубаторных[190]
и двое из запаса.Прихожу вечером в роту (ее разместили в школьном классе на трехъярусных нарах). Мрак, света нет, в одном углу поют „Мурку“, в другом „Гоп со смыком“. Начал говорить — в ответ матерщина с верхней полки. Это поговорка такая; в темноте не понять было — сверху или снизу… Что делать? Глупо ругаться среди ночи.
Утром командую:
— Рота, стройся! На занятия — шагом марш!
— Товарищ лейтенант… Обмундирования нет.
Смотрю — в самом деле: есть шинель — нет обуви, есть обувь — нет шинели. И офицеры довольны, что людей не вывести на занятия: можно ничего не делать. Зову старшину:
— Вы выдавали обмундирование? Покажите списки получивших.
— Товарищ лейтенант… понимаете, такое дело…
— Понимаю. Хотите под ревтрибунал за растрату имущества в военное время?
Списки нашлись мигом. Солдаты оделись и вышли на улицу (в основном, москвичи 22–23 годов рождения). Спрашиваю:
— Пулеметную ленту набивать умеете?
— Чего там уметь…
— Проверим.
Принес 8 пустых лент и патроны. Ленты делались из тонкого брезента, в новые или мокрые вставлять патроны трудно. Почти никто не справился, орут:
— Это невозможно!
— А кто ж вам, пулеметчикам, будет набивать ленты? Командиры взводов, учите рядовых.
А командирами пулеметных взводов как раз и оказались те трое кадровых. На них отличная форма, всё блестит, а у меня — шинель солдатская, знаки различия на петлицах вышиты нитками, нарукавных знаков вообще нет… Ворчат:
— Не наше дело учить ленты набивать…
— А чье?!
В мирное время солдат обучали командиры отделений, но сейчас их вообще нет. Ладно, стали упражняться. Пальцы в кровь посбивали, мозоли натерли — но ничего, научились. Потом, побывав в боях, вспоминали этот случай со смехом.
Вернулись в казарму:
— Почему освещение не работает?
— Починить невозможно, все сломалось.
— А кто пробовал чинить? — спрашиваю.
Один солдат отвечает:
— Я. Я электрик по профессии.
И офицеры улыбаются: что, командир, не вышло? Нет света — не надо заниматься! Но не знали они, что перед ними шахтный электрослесарь…[191]
Залез на нары сам, выкрутил пробки, проводку исправил — свет горит. Говорю:— Если кто испортит — пеняйте на себя. Товарищи офицеры, можно учить солдат.
Все тяжко вздохнули… Так вот покомандовал сутки ротой.
Наутро вывел офицеров в поле отрабатывать тактику действий расчетов. Кадровые опять ворчат, но у меня ответ один:
— Завтра на фронт, а рота ничего не умеет!
Через несколько дней представилась возможность пострелять. Идем на стрельбище, первая рота уже закончила — и очень плохо (командир — кадровый старший лейтенант Куршпатов). Вторая (ей командовал Руслов, тоже кадровый) стреляла при нас, тоже так себе. А я приказал одному солдату взять пулеметные инструменты и керосин. Мерзнем в одних шинелишках и ботинках…
Наша очередь. Сначала опробовал сам все три пулемета — результат никудышный. Ясно: никто их к стрельбе не готовил. Разбираю один — сальников нет. Люди кричат:
— Товарищ лейтенант, холодно!
— А мне без рукавиц тепло? — Тут еще и сапог снимаю и отрезаю от фланелевой портянки ленточку, мастерю из нее сальники. Отладил пулеметы, сделал и поправку целиков: — Первый взвод, приготовиться к стрельбе! Остальным развести костер.
Я нарочно держал людей рядом, чтоб видели, как пулемет подготавливать. Отстрелялись хорошо. Командую:
— Четвертый взвод, нести пулеметы, остальные в колонну по четыре становись! Бегом не бежать, от меня не отставать. Форсированным маршем шагом марш!
Хохочут:
— Пятки оттопчем!
К казарме пришли, от всех валит пар.
— Ну кто замерз? Почему пятки не оттоптали?
— Товарищ лейтенант, как это у вас получается так быстро ходить?
— Я служил в ОКДВА.
Докладываю результаты стрельбы, командир не верит. Тогда спрашиваю:
— Можно попасть из пулемета без передних и задних сальников?[192]
Наутро стреляла четвертая рота, из тех же пулеметов — тоже успешно. Теперь мои солдаты мной гордились, а поначалу-то сетовали, что испортил их спокойную жизнь…» [403]
Большая политика
После своей речи 22 июня Черчилль стал вроде как нашим другом — и тут же начал обещать помощь. Щедро обещал: от недостатка словес он не страдал никогда.
На деле вышло иначе…
27 августа наш посол Иван Майский разговаривал с министром иностранных дел Британии Энтони Иденом: [193]
— Простите, сэр, но Англия и второго фронта не открывает, и оружия обещанного не дает.
— Как? — возразил министр. — Мы ведь месяц назад передали вам 200 истребителей «Томагавк»!
— Мы признательны британскому правительству за эти самолеты — которые, кстати, в СССР так и не доставлены, — поклонился Майский очень вежливо, — однако в сравнении с нашими потерями в воздухе это ничто.
Иден молчал с необыкновенно интеллигентным видом.