Это была изоляция Ленина по данному вопросу внутри его собственной фракции, изоляция тем более подчеркнутая, что по случайным причинам оба остальных члена «финансовой группы» в списках голосовавших не фигурировали: Богданов был на съезде с совещательным голосом, а Красин, арестованный в Москве, вообще отсутствовал. Но и при учете этой случайности наличие расхождения между позицией Ленина и позицией большинства членов БЦ было весьма заметным. Из 15 членов БЦ на съезде с решающими голосами присутствовало 11 (кроме Красина арестованы были Рыков и Шанцер), из которых 5 воздержалось при голосовании (Гольденберг-Мешковский, Зиновьев, Рожков, Таратута и Теодорович), а трое вообще не занесены в список участвовавших в голосовании (Линдов, Ногин и М. Н. Покровский). Объяснение этому их отсутствию может быть, по-видимому, только одно: они не хотели, чтобы их имена стояли в списке хотя бы только воздержавшихся при голосовании резолюции с осуждением экспроприаций, к которым они (относительно Линдова и Ногина это известно) относились резко отрицательно, но в то же время считали невозможным и голосовать за резолюцию осуждения, так как это слишком подчеркивало бы наличие глубокой трещины внутри БЦ по столь больному вопросу. Именно поэтому они покинули заседание[51] перед началом голосования: это был обычный тогда прием.
Таким образом, внутри БЦ определенных защитников экспроприаций было всего 5 человек (Ленин, Богданов, Дубровинский, Каменев и Красин), а людей, которые или колебались в этом вопросе, или относились к экспроприациям с большею или меньшею долей осуждения, было не меньше 8 (позиция Рыкова и Шанцера в точности неизвестна).
Конечно, на отношение к данному вопросу порою влияли факторы случайного характера. Известную роль играли, например, местные конфликты вокруг экспроприаций (по-видимому, именно в этом направлении следует искать объяснения позиции Шаумяна, который принадлежал к последовательным ленинцам, но был вынужден вести борьбу с бандитизмом и вымогательствами, которые Сталин насаждал в Баку). Но к этим случайным факторам очень хорошо подходит старая истина о наличии своей закономерности даже и в случайностях. Первопричиной их всех было разлагающее влияние экспроприации на судьбы рабочего движения; и те элементы большевистской фракции, которые больше других были склонны считаться с интересами этого движения, первыми начинали рвать с экспроприаторской практикой БЦ 1906–1907 гг. Совсем не случайно среди воздержавшихся или уклонившихся от голосования за резолюцию с осуждением экспроприаций было так много большевиков, которые в последующие годы принадлежали к лагерю «большевиков-примиренцев»: Мешковский, Ногин, Линдов, Теодорович, Рожков.
Именно эти будущие «примиренцы» во время закулисных переговоров в Лондоне давали обещания положить конец практике экспроприаций, но это все были обещания, данные без хозяина. Ни с «большевиками-соглашателями», ни с официальными решениями съезда «финансовая группа» считаться не собиралась, а она и при новом составе БЦ держала в своих руках и весь аппарат БЦ, и в особенности все нити его конспиративных предприятий. В этом вскоре все убедились на примере большой экспроприации на Эриванской площади в Тифлисе (25 июня 1907 г.), которая была проведена группою Камо с благословения «финансовой группы». Благословение было выдано уже после Лондонского съезда; тем более после съезда «финансовая группа» приняла от Камо «имущество», захваченное на Эриванской площади, и подписала договор с группой Камо об его реализации.
Ленин во всех этих переговорах принимал личное участие, и Крупская совсем не случайно, каждый раз, когда упоминает о Камо, перечисляет всех членов «финансовой группы», подчеркивая, что Камо «страстно был привязан к Ильичу, Красину, Богданову»[52] — ко всем троим. «Финансовая группа» свои предприятия конспирировала не только от официальных общепартийных центров, но и от пленума самого БЦ: только так можно было толковать данное Камо («кавказской группой») обязательство «финансовой группе» («коллегии, трех») «ни при каких условиях» не нарушать общую тайну и не переносить «обсуждение дела о порученном имуществе в какую бы то ни было партийную организацию, не допускать такого обсуждения, не участвовать в нем».
Формулировки этого договора не оставляют места для сомнений в том, что запрет этот касался и пленума БЦ — его, по-видимому, даже больше и прежде всего, а юридическая точность формулировок заставляет думать, что их авторство принадлежит не Камо, а вернее всего Ленину, который один в «финансовой группе» прошел школу юридических наук и в то же время имел огромный опыт в практике внутрипартийных споров, лучше других предусматривал возможные в этой области осложнения.