В кругах меньшевиков господствовало острое возмущение. Роль Литвинова в техническом аппарате большевистской фракции (закупка оружия за границей и т. д.) была достаточно широко известна, и теперешний арест его с тифлисскими пятисотрублевками доказывал причастность этого аппарата к экспроприации 25 июня 1907 г. Неопределенные сведения о существовании тайного большевистского центра, который ведает всеми их боевыми предприятиями, имелись и раньше. Теперь становились бесспорными не только факт существования такого центра, не только его роль организатора экспроприаций вообще, но и факт организации им экспроприации уже после Лондонского съезда, который запретил экспроприации огромным большинством голосов. Опираясь на это решение, официальные представители партии категорически отрицали ее причастность к такого рода деяниям; и в то же время, как теперь выяснилось, лидеры фракции, которая играла решающую роль в общепартийном ЦК, за спиною партии такие экспроприации проводили. Создавалось совершенно невозможное для партии положение. «Группа вдохновителей, организаторов и попустителей экспроприаций, — писал тогда „Голос социал-демократа“, орган меньшевиков, — топит престиж партии, дискредитирует ее в глазах общественного мнения и пролетарских партий»[82].
Но этим дело не ограничивалось. Результатом экспроприаций было образование внутри партии «никому неизвестной группы», законспирированной от партии и неконтролируемой даже партийным общественным мнением, в руках которой скопляются «значительные денежные средства, добытые запрещенным партией, способом», и которая «распределяет эти деньги по своему усмотрению», оказывая тем самым воздействие на политику партии в желательном для этой группы направлении. «Если все это так, — делал вывод „Голос социал-демократа“, — а это, к сожалению, именно так, — то, значит, внутри партии существует нечто вроде, каморры, заговорщическая организация самого вредного типа, нечто среднее между тайным центральным комитетом и группой подрядчиков бандитного дела».
Наиболее непримиримо в отношении большевиков в меньшевистском лагере тогда был настроен Плеханов, который прямо ставил вопрос о необходимости официального разрыва с большевиками. Как уже отмечено выше, он еще в Лондоне протестовал против слишком мягкого отношения съезда к экспроприаторским похождениям большевиков. Теперь он настаивал на постановке вопроса ребром.
«Читали ли Вы о берлинской истории? — писал он Мартову еще 9 декабря 1907 г., немедленно же после получения первых сообщений об аресте Камо-Петросяна. — Дело так гнусно, что, право, кажется нам пора разорвать с большевиками. Очень прошу Вас написать мне, что Вы думаете об этом?»[83].
Позднее, после ареста Литвинова и др., когда выяснилось все значение этих событий, Плеханов предлагал меньшевистским лидерам за границей обратиться с воззванием к меньшевикам в России, «кликнуть клич» с призывом сплотиться для борьбы во имя «торжества социал-демократических принципов над большевистским бакунизмом». Он считал, что есть все шансы на успех в этой борьбе, при одном обязательном условии:
«Только надо, конечно, говорить до конца и отказаться от того страха перед большевистской Марьей Алексеевной, которым всегда отличались меньшевики и который никогда не был началом премудрости. Начало премудрости, это — как раз обратное поведение, полное бесстрашие»[84].
Для Плеханова в этом последнем случае речь шла о беспощадной критике большевиков не только за экспроприации. «Большевистским бакунизмом» он называл весь их курс на восстание всю их тактику «вспышкопускательства»[85], и считал необходимым в этой борьбе идти до самых крайних выводов, не останавливаясь перед формальным разрывом организационных связей. Среди остальных представителей руководящей группы меньшевиков за границей настроения были различные. Ближе всех к Плеханову в этом вопросе стоял Мартов; но, конечно, различия касались лишь вопроса о формах и организационных выводах: необходимость самой решительной борьбы против экспроприаторской эпопеи признавали все без исключения. Положение было крайне напряженным.
Решение ЦК о передаче расследования всего этого дела в руки Центрального заграничного бюро (ЦЗБ) в некоторой степени разрядило эту напряженность: так как в ЦЗБ в подавляющем большинстве были меньшевики (пять меньшевиков против двух большевиков)[86], то создавалась уверенность в возможности вскрыть правду на путях внутрипартийной легальности. Огромное большинство, которое создалось на Лондонском съезде против экспроприаций, казалось, давало гарантию на то, что такое же большинство будет и в ЦК за проведение необходимых мер против большевиков, эту резолюцию нарушивших.
Главную работу по расследованию взял на себя Г. В. Чичерин.