Тайные страницы истории

Если считать, что Тышко в этом письме высказывает свои действительные соображения, то приходится сделать вывод, что он и его друзья даже в это время еще не были уверены, что руководители большевистской фракции не имели отношения к тифлисской экспроприации и что обвинения этого рода были продиктованы желанием противников большевиков «ловить рыбу в мутной воде». Как они эту свою уверенность согласовывали с совершенно бесспорно установленными фактами, о которых они не могли не знать из современной печати, в настоящее время понять почти невозможно. Но поскольку они были уверены в неправильности обвинений, выдвинутых против лидеров большевистской фракции, поскольку позиция Тышко, доказывавшего необходимость привлечения ЦЗБ к ведению следствия, была, конечно, бесспорной: именно этот путь был наиболее правильным для того, чтобы «раздавить голову гидре инсинуаций, клеветы» и т. д.

Но теперь мы знаем, что эта уверенность была совершенно неправильна, что действительность была много хуже, чем думали даже наиболее крайние обвинители из меньшевистского лагеря, и что мало-мальски объективное следствие должно было не «раздавить голову гидре» клеветы, а, наоборот, вскрыть, какую игру вели большевики за спиною партии и за ее счет. Алексинский это знал, а особенно хорошо знали те, кто стоял за ним, т. е. Ленин с Богдановым. Они не могли не понимать, что вскрытие правды безнадежно скомпрометирует и их фракцию, и их лично, и прилагали все усилия, чтобы не допустить до такого вскрытия. Им нужно было во что бы то ни стало сорвать расследование, а для этого прежде всего вырвать его из рук ЦЗБ.

* * *

Эта борьба единым фронтом всей большевистской фракции за срыв расследования дела о тифлисской экспроприации переплеталась со сложною борьбой внутри этой фракции, где начинался процесс выделения новой группировки чистых ленинцев из старого большевистского блока, как он сложился в годы первой революции. Это выделение отмечало одновременно начало нового этапа в развитии больших концепций Ленина, которому в первые же дни своей второй эмиграции пришлось остро почувствовать отношение иностранных социалистов к экспроприаторским похождениям большевиков.

В связи с попытками размена тифлисских пятисотрублевок в Женеве тогда был арестован доктор Н. А. Семашко, игравший в эмиграции последующих лет значительную роль в качестве преданного ленинца под псевдонимом Н. Александров, а после революции ставший народным комиссаром здравоохранения. Прямого отношения к размену он не имел — его арест был вызван фактом получения на его адрес писем одним из участников размена. Семашко приходился дальним родственником Плеханову, к которому жена Семашко обратилась за помощью. Женевский старожил Плеханов имел там широте знакомства, и, как писал позднее Семашко, «одного его слова было достаточно, чтобы выяснить недоразумение». Тем не менее Плеханов помогать отказался. «Ну, что же, — ответил он, — с кем поведешься, от того и наберешься»[90].

Тогда в дело попытался вмешаться Ленин, который обратился к знакомому депутату-социалисту. Обычно последние эмигрантам в помощи не отказывали, особенно, когда обращался известный социалист, член Бюро Социалистического Интернационала, каким тогда был Ленин. Но теперь Ленин натолкнулся на отказ.

«Мне запомнилось, — вспоминает Крупская, рассказавшая об этом эпизоде, — каким полуудивленным, полупрезрительным тоном передавал Ильич слова швейцарского депутата, говорившего, что их республика существует сотни лет, и она не может допустить нарушения права собственности».

Это изложение Крупской, несомненно, не вполне точно: швейцарский депутат-социалист, в программе которого стоял пункт об обобществлении орудий производства, конечно, защищал не незыблемость права собственности вообще. Он отрицал не возможность отчуждения этой собственности в порядке законодательных мероприятий, как об этом говорила программа его собственной партии, а был против «нарушения права собственности» в порядке ограблений того типа, которое по директиве Ленина было совершено на Эриванской площади в Тифлисе. Разница между этими двумя типами «нарушения права собственности» не могла не быть ясна не только Ленину, но и Крупской. Тем более интересно ее сообщение о впечатлении, произведенном на Ленина этой его беседой со швейцарским социалистом.

«Борьба за демократическую республику была пунктом нашей тогдашней программы, буржуазная демократическая республика стала для Ильича особо ярко теперь вырисовываться как более утонченное, чем царизм, но все же несомненное орудие порабощения трудящихся масс. Организация власти в демократической республике всячески способствовала тому, что вся жизнь насквозь пропиталась буржуазным духом. Мне думается, — прибавляет в заключение Крупская, — не пережив революции 1905 г., не пережив второй эмиграции, Ильич не смог бы написать свою книгу „Государство и революция“»[91].