Тайные страницы истории

Своей коммунистической технической интеллигенции большевики не имели. Все коммунисты, обладавшие техническим и инженерным образованием, были мобилизованы большевиками с первых же дней прихода последних к власти и брошены на ответственную работу в промышленность. Для них были открыты все большие дороги. Их охотно выдвигали на посты директоров и руководителей крупнейших промышленных предприятий, на посты возглавителей трестов и главков, и тем не менее, по анкете, которая была проведена ЦК большевиков зимою 1922–1923 гг., из 1306 директоров фабрично-заводских предприятий, подчиненных Высшему совету народного хозяйства, коммунистов с высшим образованием было всего 16, а со средним — 55[150]. И дело было совсем не в том, что коммунисты не хотели идти на такую работу, а в том, что коммунистов этой квалификации вообще не существовало в природе: пятью годами позднее, в конце 1927 г., после того, как было приложено много усилий к привлечению в партию инженеров и техников, в коммунистической партии насчитывалось всего 751 человек с высшим техническим образованием — на почти 1,2 миллиона членов и кандидатов[151].

В этих условиях коммунистической диктатуре с первых же ее шагов приходилось строить руками некоммунистических инженеров и техников. Такие специалисты из некоммунистического лагеря заполняли весь аппарат хозяйственной диктатуры, с его низов и до самых верхних этажей. С этим приходилось считаться и прислушиваться к мнениям этой технической интеллигенции, учитывать ее настроения при выработке своей хозяйственной политики.

На это диктатура сознательно шла и, поскольку речь была не об определении основных линий хозяйственной политики, а о приложении этих основных линий на практике, она даже поощряла привлечение верхних групп технической интеллигенции к обсуждению указанных вопросов. Для этого диктатура разрешила создание особого Делового клуба, членами которого состояли все крупные специалисты, работавшие в советских учреждениях, во главе с Пальчинским, фон Мекком и другими инженерами-предпринимателями из группы руководителей дореволюционного Общества фабрикантов и заводчиков. Этот клуб пользовался покровительством со стороны всех коммунистов-хозяйственников: не только Красина, Сокольникова и Богданова (тогда председателя Высшего совета народного хозяйства), но и самого Дзержинского, который тогда главные свои силы отдавал хозяйственной работе. Все эти коммунисты не только были обычными посетителями собраний Клуба, на которых его видные члены выступали с деловой критикой различных сторон хозяйственной политики диктатуры, но и сами выступали на таких собраниях с докладами на эти темы, стараясь проверять свои выводы под огнем деловой критики специалистов из лагеря классовых противников.

Все это делалось, правда, за закрытыми дверями, отчеты о докладах и прениях по ним в печать не попадали, и только хроникерские сообщения в «Экономической жизни» и в других хозяйственных органах регистрировали факты таких собраний. Скрывать информацию о внутренней жизни Делового клуба приходилось тем тщательнее, что нападки за «соглашательство» со специалистами из лагеря недавних крупных деятелей действительно «воинствующего капитала» шли не только из рядов открыто оппозиционных групп вроде «Рабочей оппозиции», но и со стороны многих коммунистов, вообще не принадлежавших к оппозиции. Тем большее значение имела терпимость диктатуры к факту существования этого Делового клуба, игравшего роль суррогата политического объединения верхушки старой технической интеллигенции, пошедшей на работу в советские органы.

Но кроме этой верхушки в промышленности были заняты многие тысячи беспартийных инженеров, техников и других представителей технической интеллигенции, которые не бывали в Деловом клубе. Хозяйственный кризис 1923 г. и порожденные им политические споры вывели их из состояния политической инертности. В начале 1924 г. в Ленинграде состоялся съезд инженеров, созванный тогда еще существовавшим профсоюзом инженеров. На этом съезде, судя по докладу Зиновьева на Тринадцатом съезде ВКП(б), наметились три различные группировки по вопросу об отношении к советской власти: первую Зиновьев характеризует как группу «честных сторонников советской власти, искренне желающих работать с нами» и не ставящих никаких условий, не говорящих ни о каких переменах в политике; вторую группу Зиновьев определяет как группу «желающих работать, но выдвигающих на первое место материальные интересы» и говоривших о необходимости повышения заработков технического персонала; наконец, третьей была группа инженеров, которые «ставили политические проблемы». Зиновьев, конечно, весьма приветствовал первую из этих групп, готов был пойти навстречу желаниям второй, но решительно обрушивался на третью, которую он определял как «авангард новой буржуазии» и как политическую основу «бабьего лета меньшевизма», усиление влияния которого среди студенчества Зиновьев в этой речи признавал (особенно среди студенчества, из которого вырастала техническая интеллигенция).