Короче, это такая глушь, что жизнь здесь проходит более уединённо, чем в самом строгом монастыре, – решила про себя Эулалия после первой недели, проведённой в Фондоросе. Её дни и обязанности не отличались особым разнообразием – она учила детей Закону Божьему, заменяя в этом отношении священника, который знал Святое Писание не намного лучше своих прихожан; обязательно навещала местную больницу, где всегда находилось не меньше десятка пациентов, которых лечил местный врач – коренной житель этого селения; и, наконец, обходила всех страждущих, беседуя на самые разнообразные темы – причём Бог занимал в этих беседах далеко не самое главное место. Вечера она посвящала молитвам и воспоминаниям. Когда ей становилось совсем тоскливо, Эулалия бралась за сочинение писем Марии Алехандре и отцу Фортунато, причём отправляла их далеко не всегда, откладывая в дальний ящик стола.
«Зачем надоедать им своими расспросами и советами? – справедливо думала она. – В конце концов, я сама выбрала это, Богом забытое место, и тем интереснее будет, вернуться потом в Боготу и узнать все новости сразу. Тем более, что Мария Алехандра сейчас в Париже, ну а у этого старого хрыча – моего достопочтенного братца – новостей не больше, чем у меня». И, тем не менее, кипучая натура сестры Эулалии с трудом выносила эту вынужденную изолированность от бурных событий внешнего мира, а потому с тем большим упоением она набрасывалась на редкие письма отца Фортунато.
Последнее из них пришло буквально вчера и, именно из него Эулалия узнала о том, что Мария Алехандра, вместе с мужем и дочерью вернулась в Колумбию.
«Я разговаривал с ней лично, – писал отец Фортунато, – и она показалась мне чем-то очень опечаленной и озабоченной. У меня сложилось впечатление, что за время её пребывания в Париже произошло что-то необычное, о чём она пока не хочет говорить. Хорошо если это только супружеская измена и ничего более! – да простит мне Господь такие речи. Спрашивала она и о тебе, обещая написать в самое ближайшее время.
В предыдущих письмах я уже не раз сообщал тебе о своей новой прихожанке – молодой женщине по имени Тереса, которую мы оба хорошо запомнили по её выступлению на том, богопротивном суде, с которого тебя удалили лишь с помощью конвоя – и всё за твой невоздержанный язык, сестра! Я уже отпустил ей грех незаконного сожительства с Фернандо, н теперь, после того, как он её бросил и вместе с Алехандрой улетел в Париж, бедная девушка всерьёз подумывает о том, чтобы полностью посвятить себя Богу. Я не настаиваю, но и не разубеждаю её в этом решении…»
– Да уж, не настаиваешь, – пробормотала сквозь зубы Эулалия, слишком хорошо знавшая своего брата, – небось так вцепился в несчастную девчонку, что она уже заказала шить себе одежду послушницы. Ну как же! – отец Фортунато своими пламенными проповедями пополнил стадо агнцов Божьих ещё на одну овцу! Ох, как жаль, что я нахожусь так далеко! Что же всё-таки случилось с моей девочкой и почему она так печальна, как пишет об этом старый мошенник?
Следующий день проходил как обычно, но в тот момент, когда Эулалия вдохновенно объясняла индейским детям самого разного возраста, смысл божественной заповеди «возлюби ближнего своего, как самого себя», за ней прибежал взволнованный священник, в чьём доме она жила.
– Сестра Эулалия, к вам приехали из Боготы!
Она невольно вздрогнула, и у неё защемило сердце. Или – произошло что-то необычное, или – её решила навестить Мария Алехандра! Быстро простившись с детьми, она поспешила домой, расспрашивая на ходу отца Эухенио – так звали священника.
– Да, это красивая молодая сеньора с девочкой лет пятнадцати, у которой такие печальные глаза, – торопливо говорил он.
Эулалия помчалась так быстро, что намного обогнала отца Эухенио. Значит, произошло то, о чём она и мечтать, не смела – к ней приехала Мария Алехандра, и не одна, а с дочерью! Но что заставило проделать их столь долгий путь, да ещё без предварительного письма? Уже подбегая к своему дому – одноэтажному, деревянному строению с железной кровлей она увидела высокую фигуру Марии Алехандры. Они, молча порывисто обнялись и прослезились.
– Как я рада тебя видеть, девочка моя, – бормотала Эулалия, утирая слёзы, – как же я рада тебя видеть!
– Я тоже, Эулалия, – растроганно сказала Мария Алехандра.
– А где же твоя дочь?
– Она находится в доме – устала в дороге и теперь спит на твоей постели. Пойдём, где-нибудь погуляем и я тебе обо всём расскажу.
– Пойдём, конечно, пойдём, и, если бы не москиты и не жара, то лучшего места для прогулок, чем здесь, трудно было бы и представить.
Они вышли из селения, и пошли по опушке леса. Мария Алехандра, стараясь сохранять спокойствие, коротко поведала Эулалии обо всём, на что та отреагировала достаточно неожиданно.
– Нет, я, всё-таки, откажусь от монашеского сана! Более того, я перестану верить в Бога, который допускает такие ужасные вещи и начну верить в сатану! Почему, ну почему твоя дочь оказалась вынужденной повторить твою же судьбу – нет, это просто в голове не укладывается! Кстати, так что показали анализы?