Тайные судьбы

Тесс возвратила яйцо на его мраморную подставку на комоде, стоявшем между окнами маленькой комнаты под самой крышей. Комнаты Дженни. Несколько лет назад Тесс спросила Дженни, не хочет ли она перебраться на нижний этаж: Тесс собиралась переделать в спальню столовую, которой они не пользовались. Но Дженни отказалась. Она объявила, что любит свою комнату в мансарде, ее покатый потолок, углы, закоулки и вид сверху на Смитовский колледж.

Тесс посмотрела из окна на увитые плющом кирпичные здания колледжа и решила, что использует эти летние месяцы, чтобы научить Дженни быть благодарной судьбе за все, что она имела.

– Пожалуй, я заставлю тебя поработать этим летом, – сказала Тесс. – Не хочешь ли ты научиться мастерству стеклодува?

Прежде чем ответить, Дженни секунду разглядывала обои в цветочек, которыми была оклеена комната.

– У меня не всегда все получается.

– Вот уж чепуха. У тебя все получается. И я уверена, из тебя выйдет отличный стеклодув. Не то что из твоих чопорных, глупых как пробка Даррина и Пэтси.

Дженни рассмеялась. Тесс впервые после приезда девушки слышала ее смех. И какой бы ни была Дженни, сердитой, мрачной или переживающей трудности роста, Тесс решила, что сделает все, чтобы она осталась прежней Дженни, и что это лето будет для них обеих самым памятным.

Она опять взглянула на яйцо и почувствовала дрожь возбуждения. Да, это лето станет для них самым памятным. Она улыбнулась Дженни. Вновь Тесс обрела цель и смысл жизни. Наконец, после стольких раздумий, у нее был план, который обеспечит ей финансовую независимость и вновь откроет давно закрытые двери в будущее.

Дни шли один за другим. Утро Тесс и Дженни проводили в мастерской, потом отправлялись на велосипедах в парк или навещали Делл. Тесс не заботило, что она отстает с работой: она была уверена, что успех ее плана – это только вопрос времени. Во всяком случае, успех должен был непременно прийти еще до отъезда Дженни, ведь именно она послужила Тесс источником вдохновения.

Вечерами они гуляли по Мейн-стрит, слушали уличные оркестры из Эквадора и Чили, приезжавшие сюда на лето, а также оркестр из Бостона. Тесс часто вспоминала, как такими же летними вечерами, но в прежние годы, они, держась за руки, вот так же гуляли в людской толпе мимо магазинов. В те времена Тесс чувствовала покой и удовлетворение, словно она была матерью этого красивого ребенка, словно они были маленькой счастливой семьей. Но теперь, когда они шли рядом, тепло их отношений было окрашено некоторой грустью, потому что Дженни была слишком взрослой, чтобы держать Тесс за руку. И тем не менее Тесс испытывала гордость.

К счастью, они ни разу не встретили Вилли Бенсона. Но Тесс никуда не отпускала Дженни одну, и Дженни ей подчинялась. Ее первоначальная недоверчивость исчезла, и Дженни вновь стала оживленной, искренней и готовой учиться. Они беседовали о лошадях (Дженни заняла второе место в школьных конных соревнованиях), о книгах (Дженни не играла в видеоигры, так как шум беспокоил бабушку Хобарт) и молодых людях (у Дженни не было постоянного кавалера, хотя в прошлом году отец застал ее целующейся в конюшне с девятнадцатилетним конюхом Люком Сандерсом, за что тот немедленно получил расчет). Они листали старые студенческие альбомы Тесс, и Дженни особенно интересовали фотографии, использованные билеты на разные мероприятия и рецепты пиццы, собранные Тесс за время учебы в колледже. Дженни очень нравились рассказы Тесс о тех годах. Сама Дженни, однако, мало говорила о родителях, и Тесс считала, что это, наверное, даже к лучшему. Рассказы о Чарли и Питере и замечательной жизни, которую они вели, только бередили старые раны.

Однажды в середине июля они работали в мастерской над разными елочными украшениями, которые Тесс готовила к Рождеству для местного магазина. Тесс ничего не сказала Дженни о новом проекте, предложенном ею Блекбернской галерее, одной из самых престижных галерей в мире, собирающих художественное стекло. Она не сказала Дженни, что ее молодость, энергия и красота вдохновили ее, Тесс, на новую попытку добиться настоящего успеха.

Каждую ночь Тесс прокрадывалась в мастерскую и работала над детальными эскизами самой изысканной и замысловатой вазы, которую она когда-либо создавала. Она взяла за основу яйцо Фаберже, и если галерея закажет ей вазу, это будет тот самый шанс, которого она ждала всю жизнь и уже много лет назад потеряла надежду получить. Одна в мастерской, склонившись над листом бумаги, освещенным небольшой лампой, Тесс гнала прочь мысль о возможной неудаче. И она ничего не сказала Дженни. Пусть это будет для нее чудесным сюрпризом.

В тот жаркий летний день Дженни была необычайно молчаливой. Она работала с горячим янтарным стеклом, не обращая внимания на пот, выступивший на ее нежной коже. Она без усилий овладевала ремеслом, ее легкие развивались, и с каждым днем Тесс поручала ей все новые задания. Но в это утро работа у Дженни шла медленно. Наконец она заговорила.

– Послушайте, тетя Тесс, – сказала она, – как вы думаете, я могу поступить в здешнюю школу?