Тайные трибуналы КГБ. Ловля «кротов»

Спустя несколько дней после моего прибытия к новому месту службы на нашем участке фронта произошли следующие события.

21 августа началось наступление советских войск. Сначала оно развивалось успешно, противника удалось немного потеснить. Но сил, видимо, было явно недостаточно, чтобы развить успех, и наступление захлебнулось.

На следующий день, 22 августа, левофланговые части 186-й стрелковой дивизии нашего корпуса атаковали 30 фашистских бомбардировщиков. После «обработки» их переднего края с воздуха гитлеровцы ввели в бой танки. Не выдержав натиска врага, наши части начали отходить. Одновременно немцы выбросили в район Кунья, Назимово десант автоматчиков, которые, засев в лесу, обстреливали наши отходящие войска.

Военная прокуратура и военный трибунал корпуса, двигавшиеся на автомашинах вместе с тыловыми подразделениями, попали под обстрел автоматчиков. Вскоре мы обнаружили, что дорога перерезана фашистами, и были вынуждены свернуть на проселок, который неожиданно уперся в болото. Назад пути не было, а впереди болото. Что же делать?

Осмотрев местность, мы обнаружили большое количество напиленных и сложенных в поленницы двухметровых бревен. Всю ночь таскали эти бревна и прокладывали дорогу. У нас было около 40 машин, которые нам и удалось переправить через настил.

Как стало известно позже, большинство частей корпуса попало в окружение. Вместе с ними был и наш прокурор В.Г.Зайцев.

26 августа фашисты заняли Назимово и Великополье. Части корпуса, не попавшие в окружение, попытались занять оборону около станции Скворцово. Однако нам не удалось остановить врага. Противник выбил нас из Скворцова и продолжал продвигаться к городу Торопец.

Тем временем части корпуса начали выходить из окружения. Вышел вместе с ними и В.Г.Зайцев. Из частей корпуса сформировали одну – 174-ю стрелковую дивизию, прокурором которой был назначен В.Г.Зайцев, а следователями – военный юрист Чебыкин и я. Вскоре мне было присвоено командирское звание военного юриста.

Вначале сентября 1941 года вновь сформированная 174-я стрелковая дивизия заняла оборону по берегу Западной Двины возле города Андреаполя.

Особой активности на нашем участке фронта противник не предпринимал. Основные его силы рвались к Смоленску и Москве.

В период пребывания дивизии в обороне под Андреаполем мы, работники прокуратуры, часто ходили на передовые позиции. Здесь, в траншеях и блиндажах, проводили беседы с солдатами и офицерами, разъясняли им законы военного времени, когда возникала необходимость, помогали писать письма и заявления в исполкомы депутатов трудящихся и в территориальные органы прокуратуры с просьбами об оказании помощи их семьям. Проводили работу также с прибывающим в дивизию пополнением. Уголовных дел в этот период времени в дивизии почти не было, и это обстоятельство нами было использовано для проведения большой профилактической работы.

Военная прокуратура, как правило, размещалась в одном помещении с военным трибуналом. Жили и работали мы дружно, понимая, что делаем одно общее дело.

Большим уважением пользовался у нас, работников прокуратуры, председатель военного трибунала – военный юрист 2-го ранга Анатолий Ефремович Богданов. Он был высок ростом и худощав. А.Е.Богданов был человеком исключительной честности и порядочности. Судьей он был опытным и процессы проводил умело, при строгом соблюдении всех уголовно-процессуальных норм. Если позволяли условия фронтовой жизни, судебные заседания проходили в расположении частей. На них приглашались представители различных подразделений. Из каждого дела он старался «выжать» все, что касалось причин и условий совершения преступления. Руководствовался принципом: лучше спросить больше, чем недоспросить. После каждого судебного процесса Анатолий Ефремович отправлялся к командованию полка или дивизии и подробно информировал о судебном процессе.

Анатолий Ефремович – участник Гражданской войны, отличался отвагой и храбростью. Если не было в производстве дел, он надевал каску, брал винтовку и гранаты и отправлялся на передовую. Здесь он знакомился с жизнью воинов, интересовался питанием, обмундированием и другим несложным бытом красноармейцев и командиров. Нередко вел огонь по противнику, а иногда ходил и в атаку. В дивизии А.Е.Богданова хорошо знали и с почтением отзывались об этом «усатом прокуроре» – солдаты путали председателя с прокурором.

Мы знали и один недостаток Богданова. Заключался он в болезненном восприятии сообщений о неудачах наших войск в первый период войны. Каждое сообщение газеты об оставлении города выводило его из равновесия: он бранился, ругал на чем свет стоит командиров, вгорячах заходил далеко, делал неправильные обобщения.

На этой почве, как мне кажется, развилась у него излишняя подозрительность.

– Был я на днях у командира полка, – говорил Богданов, – и видел в его блиндаже смазливую девчонку, развалившуюся на топчане. Немудрено, что мы сдаем город за городом, когда командиры с девчонками милуются.

Мы не придавали большого значения его брюзжанию, но некоторых оно настораживало. Однажды ко мне пришли члены трибунала дивизии за советом, как им реагировать на поведение их председателя, который, по их мнению, ведет пораженческие разговоры. Они высказали мысль, что об этих разговорах Богданова следует доложить начальству. Я стал их убеждать не делать такого шага. Говорил им, что знаю Анатолия Ефремовича как стойкого коммуниста, который не раздумывая отдаст свою жизнь за Родину, за дело партии. И это не слова. Он доказал свой патриотизм и преданность всей своей прошлой жизнью. К тому же свои взгляды и суждения Богданов не распространяет где-то, а делится ими с нами, своими товарищами по службе, а мы всегда способны дать им правильную оценку. Неудачи наших войск в первый период войны переживал не один Богданов, а все советские люди, в том числе и мы – работники прокуратуры и трибунала. Да и кто мог быть равнодушным, когда решалась судьба Родины!

Члены трибунала не послушали моего совета и доложили о разговорах А.Е.Богданова. Что и как они писали в своем донесении, я не знаю, однако ему было придано значение, и через некоторое время Богданов был из дивизии отозван.

К счастью, Анатолий Ефремович был оставлен в органах военной юстиции. После войны я с ним встретился в одном городе, где он был председателем военного трибунала гарнизона. Мы встретились как старые фронтовики. Много говорили о войне и армейской службе. Он сильно постарел, однако настроение у него было хорошее. Военное командование отзывалось о деятельности Анатолия Ефремовича весьма положительно, отмечало высокие партийные, деловые и человеческие качества. Он по-прежнему был непоседлив. Постоянно бывал в частях среди солдат и офицеров, проводил беседы и делал доклады на правовые темы.

В обороне под Андреаполем наша дивизия простояла с 5 сентября до 7 октября 1941 года. Все это время шли бои местного значения, велись артиллерийские дуэли, активно действовала разведка.

В сохранившемся у меня фронтовом дневнике я нашел такую запись, сделанную 10 сентября 1941 года: