— Так… вообще…
— Как будто нет.
— Ну, вот и все.
— Пожалуйста.
Юргенс положил трубку и вновь подошел к окну. Высокий парень в грязном пиджаке и спортивных брюках разгружал подводу. Он быстро сбрасывал кирпичи, покрытые засохшим известковым раствором. В одном из черных провалов подвального окна появился кусок кровельной жести с маленьким круглым отверстием. Через минуту из него вылезла железная труба. Второе окно закрыли изнутри фанерой. Высокий парень разгрузил подводу, уселся на передок и, дернув вожжами, выехал со двора.
В доме под номером сорок два по Садовой улице кипела работа. В подвале неутомимо трудились три человека. День здесь начинался с рассвета и кончался поздно ночью. Старик Курдюмов уже сложил печь, оставалось лишь вывести трубу. Было готово и корыто для теста. Недоставало только стеллажей, столов, форм. Пол очистили, вымели. Навесили три двери с прочными замками. На потолке закрепили две «летучие мыши», освещающие небольшой подвал.
Сегодня будущие пекари собрались раньше обычного. Тризна закрыл изнутри двери и объявил:
— Ну, пошли!
Он взял фонарь и направился в дальний угол подвала.
За ним двинулись Курдюмов и Швидков, неся маленькие ломики и саперные лопаты.
Деревянное творило[2] было хорошо замаскировано землей и различным мусором. Тризна осторожно снял вершковый слой земли и поднял творило за кольцо.
Дохнуло сырым холодом. Тризна смело опустился в лаз и, став прочно на ноги, потребовал фонарь. За ним последовал Швидков. Курдюмов остался снаружи. В его обязанность входило охранять вход. При малейшем намеке на опасность он обязан был опустить творило и засыпать его землей.
Тоннель имел в высоту не более метра, а в ширину едва достигал пятидесяти сантиметров. Лишь в двух местах — в середине и в конце — он расширялся и давал человеку возможность сесть, а если надо, то и встать во весь рост. Отсюда в разные стороны шли три лаза.
Вчера ночью здесь пришлось много поработать. Тризна и Швидков тщательно расчистили тоннель в том месте, где он проходил через прочный каменный фундамент дома Юргенса. Проход надо было прорыть бесшумно, чтобы звуки не дошли до жильцов дома, и друзья, сбивая руки в кровь, часами выдирали скованные цементом куски бутового камня, прежде чем добрались до небольшого подполья дома.
…Тризна и Швидков проползли в самый конец тоннеля, где он, расширяясь, увеличивался, и замерли. Над головой были слышны шаги, отдельные слова и шум передвигаемого стула.
На лице у Швидкова появилась улыбка: слышимость хорошая, работу можно считать законченной.
Прождав несколько минут, они повернули обратно и снова ползком проделали весь путь, приведший их в подвал пекарни.
Подкоп был готов. Задание подпольной организации — выполнено.
8
Юргенс сидел в своем кабинете, просматривая газеты и делая пометки на листе бумаги. Изредка он поглядывал на часы, проявляя видимое нетерпение. Юргенс ждал свояка — подполковника Ашингера. Ашингер завтра уезжал на фронт и перед отъездом хотел переговорить с ним. Время обусловленной встречи истекло, а подполковник опаздывал. Это раздражало пунктуального Юргенса.
Наконец в передней раздался мелодичный звонок, и вошел Ашингер. Он молча пожал руку Юргенсу и опустился в кресло.
— У тебя много работы? — спросил Ашингер, поглядывая на пачку газет, лежащую посреди стола.
Юргенс оторвался от чтения и бросил карандаш.
— Нет, сегодня немного. Между прочим, в английском еженедельнике есть занимательная статья: «Германия в 1950 году». Какой-то Стронг высказывает любопытную мысль о необходимости сохранения Германии для создания равновесия между Востоком и Западом.
Ашингер поднял брови:
— Барьер? Не ново и не завидно. Наши цели… Юргенс иронически улыбнулся:
— Наши цели — это не цели сорок первого года… Ашингер поднялся с кресла и заходил по комнате.
Наконец-то он услышал из уст Юргенса откровенные мысли! Каждому немцу, пожалуй, уже ясно, что большая игра проиграна. Все трещит по швам, и прежде всего терпит бедствие идеально слаженная и испытанная на западе Европы военная машина, созданная фюрером.
Юргенс не только коллега Ашингера, он его близкий родственник. Их жены — родные сестры. Значит, у Юргенса и Ашингера одна судьба. Ашингер не может сбросить со счетов такой важный фактор, как наследство, которого они ждут с нетерпением от своего тестя. Разве это не сближает их, не объединяет интересов, не заставляет сообща думать о своем завтра перед лицом грозящей катастрофы?
Юргенс предложил поужинать.
Гость согласился, и они направились в смежную с кабинетом комнату и уселись за круглый стол, покрытый белой скатертью.
Вино выпили молча. Юргенс, занятый едой, не был расположен к беседе. Ашингер начал искать удобный предлог для задуманного разговора.
— Что ты собираешься делать с двумя русскими, которых я как-то застал у тебя? — поинтересовался Ашингер.
— Пригодятся для будущего — для новой, послевоенной обстановки.
— Кому?
— Конечно, не большевикам.
— Ты оптимист, Карл.
— Разве это плохо?