Тайные тропы

Повелко пригнулся и стал пробираться между штабелями кирпича к задней стене электростанции. Снег был глубокий, и на нем оставался слишком заметный след. Это смутило Повелко — на несколько секунд он остановился, но потом решительно двинулся дальше. Около самой стены он вышел на протоптанную дорожку, ведущую к ворохам угля.

…Восемь шагов от угла. Повелко отсчитал их и повернулся… Теперь восьмой ряд кирпичей снизу. Нагнулся. Раз, два, три… все восемь… Нет, нужного кирпича нет. Стена совершенно гладкая. Игнат Нестерович прав: видимо, причина в снеге. Повелко поднялся, потом опустился на колени и стал быстро разрывать снег. Вот наконец и условное место. Толкнул кирпич носком сапога, и половина его вышла из стены. Повелко вынул кирпич и положил около себя. Рукой полез в образовавшееся отверстие, нащупал детонирующий шнур и вытянул его наружу. Руки дрожали от возбуждения, стало душно. Из кармана вынул два запала с концами бикфордова шнура, наложил их на детонирующий шнур, быстро скрепил резинкой. Затем достал небольшой клеенчатый пакетик с кислотной ампулой и зажигательной смесью, закрепил его на обоих концах бикфордова шнура. Осмотрел внимательно и, убедившись, что сделал правильно, сдавил пакетик пальцами. Ампула хрустнула. Так, все на месте. Теперь — дело времени. Кислота начнет разъедать оболочку; на это ей определено пятнадцать часов. Когда она просочится на зажигательную смесь, а та воспламенит шнур и пламя дойдет до запалов, тогда все будет исчисляться секундами, долями секунды…

Вложив кирпич обратно в стену и замаскировав это место снегом, Повелко пошел обратно. Он торопился. Сердце билось гулко, радостно, в ушах стоял звон…

— Ну? — спросил Заломин.

— Полный порядок.

— Успеем ноги унести?

— Что ты! — рассмеялся Повелко. — Все произойдет не раньше двенадцати дня…

— Тю!.. — Старик взял под уздцы лошадь и стал выводить ее к воротам. — Эй, милай! Нагостились, и довольно! Выпускай! — крикнул Заломин полицаю.

Тот, зевая, вышел из сторожки:

— Все?

— Чего — все?.. Наши черпаки не берут. Даром время загубили.

— Замерзло, говоришь? — рассмеялся полицай.

— Пойди полюбуйся.

— Чорт его не видел! — ругнулся полицай и открыл ворота.

Стоял воскресный день, на редкость ясный и солнечный. На улицах толпились горожане. Они молча смотрели на проходившие через город немецкие воинские части. Шоссе, пролегающее с запада на восток, делило город на две половины, образуя прямую, как стрела, улицу. Движение по ней не прекращалось ни днем, ни ночью. На восток беспрерывно шли танки, бронетранспортеры, бесчисленные автомашины с различным грузом, бензозаправщики, мотоциклы и даже простые подводы. На них сидели немцы, призванные в армию по тотальной мобилизации, — хмурые, разновозрастные, без свойственной кадровым служакам выправки, с желчными, недовольными лицами, с обвязанными, точно у старых баб, головами.

А обратно, на запад, везли преимущественно раненых солдат.

Горожане осторожно бросали по адресу оккупантов злые реплики.

В городском парке было людно. У самого входа, направо, где раньше стояла эстрада, теперь разместилось офицерское кладбище с ровными рядами однообразных березовых крестов. Кладбище непрерывно росло. Иногда похоронные процессии прибывали сюда два-три раза в день. Умерших везли из местного госпиталя и с фронта.

Сегодня хоронили каких-то видных вояк, и траурное шествие замыкал взвод автоматчиков.

Время перевалило за двенадцать. Маленькая закрытая машина отделилась от процессии и на большой скорости въехала в аллею парка. Из кабины вышел хромой немец — комендант города. Он постоял, осмотрелся. Сказал что-то адъютанту. Тот услужливо отвернул ему подбитый серым каракулем воротник, и оба направились к кладбищу. У могил хлопотали солдаты с веревками и лопатами. Комендант поочередно заглянул во все восемь ям и восемь раз бросил «гут». Потом посмотрел на сложенные в стороне березовые кресты, толкнул один из них носком сапога и неопределенно покачал головой. Заложив руки за спину, он стал прохаживаться по аллее. Ему предстояло держать речь у могил, и сейчас он наспех, вполголоса, репетировал свое выступление.

Процессия приблизилась к могилам.

Комендант подошел и махнул рукой, давая сигнал к погребению. Кожаная перчатка, соскользнув с его руки, упала в яму. Комендант что-то крикнул своему адъютанту; тот уже хотел прыгнуть в могилу, как вдруг грохочущий взрыв встряхнул воздух и прокатился многоголосым эхом по городу. С краев ям посыпалась земля.

Люди бросились вон из парка. Комендант хотел было что-то сказать солдатам, но потом резко повернулся и заковылял к машине.

— Скорее в комендатуру! — бросил он дрожащим от волнения голосом шоферу.

14

Сквозь приятную дремоту, которую, казалось, никак нельзя было сбросить, Никита Родионович услышал мелодичные звуки аккордеона. Звуки неслись из гостиной. Андрей играл с увлечением, вкладывая в игру много чувства.

«Киснет парень, — подумал Ожогин, — надо с ним что-то делать». Но что именно делать, Никита Родионович не знал.

Аккордеон смолк. Никита Родионович открыл глаза.