Тайные тропы

— Пресвятая дева Мария! — И Клебер вскочил на ноги.

Щель находилась в глубине сада, и сразу нельзя было разобрать, что с домом.

Рокот бомбовозов переместился к окраине города, взрывы прекратились. Постреливали одиночные зенитки. Клебер вылез из щели и бросился к дому. За ним последовал Ожогин.

Предположения Никиты Родионовича подтвердились: вместо двухэтажного особняка была груда развалин…

Несколько минут Клебер находился в состоянии полного оцепенения. Он тупо смотрел в одну точку, потом вдруг заговорил, захлебываясь:

— Картины… картины… бронза… ковры… хрусталь… Мои драгоценности… Я собирал два года… Всю Белоруссию облазил… Я подвергал жизнь опасности… я хотел… я… я… — И, схватившись за голову, Клебер дико, исступленно захохотал.

Он хохотал, подняв руки к небу, издавая нечленораздельные звуки. Потом, перебравшись через развалины дома и угрожая кому-то кулаком, устремился по забитому грудами щебня тротуару вдоль улицы.

— Рехнулся, — сказал вслух Ожогин. — И поделом: будешь знать, что такое война и как она может обернуться!

Пока Никита Родионович лазил по развалинам, надеясь обнаружить что-нибудь из своих вещей, подбежал Андрей:

— Никита Родионович, цел? А я беспокоился!

— Ничего, Андрюша, — ответил Ожогин. — Все благополучно. Вот только квартира наша исчезла, словно сдуло ветром.

— Что же будем делать? — Грязнов огляделся кругом. — А рация?

— Я о ней позаботился… Она в саду, в беседке. Грязнов рассказал о результатах бомбардировки.

Железнодорожный узел выведен из строя, груженые эшелоны горят. Но больше всего досталось аэродрому. Стоявшие там самолеты запылали в первые же минуты бомбежки. Радиоцентра тоже уже не существует!..

— Как?

— Очень просто. Два прямых попадания…

— Здорово! — коротко заметил Никита Родионович. — Пойдем попробуем подремать.

Укрывшись пальто, друзья улеглись на скамьях в беседке, но уснуть не смогли: давал себя чувствовать ночной холод — мерзли ноги, руки. Когда начало светать, стало видно, что изморозь покрыла крышу беседки, деревья, сухую траву.

— Пошли в город, — предложил Ожогин. — Спать все равно нельзя.

Улицы после налета были неузнаваемы. В разных концах полыхали пожары. Многие здания лежали в развалинах. Тротуары были завалены грудами кирпича. Дорогу преграждали мотки проволоки, глубокие воронки, вырванные с корнями деревья, поваленные силой взрывной волны телеграфные столбы.

Изредка встречались одинокие прохожие. Еще месяц назад, когда впервые появились советские самолеты, население эвакуировалось: кто выехал на запад, кто укрывался в окрестных городах.

На южной окраине, за полотном железной дороги, начинались дачи. Ожогин и Грязнов вошли в небольшой светлый коттедж. Тут жил капитан Вайнберг, к которому они были прикомандированы.

Их встретила одетая по-зимнему, со следами бессонной ночи на лице хозяйка дома. Обычно приветливая и любезная, сейчас она была несловоохотлива. На вопрос друзей, где капитан Вайнберг, сухо ответила, что он выехал и больше не вернется. Для них, русских, он ничего не передавал. Захлопнув дверь, женщина исчезла.

Ожогин и Грязнов посмотрели друг на друга и задумались.

В другом конце города жил некий Кредик. Ему капитан Вайнберг представил Ожогина и Грязнова в первый же день их приезда. Надо было идти искать Кредика. Но это оказалось делом нелегким. По сообщению владельца дома, Кредик у него не жил, а лишь принимал посетителей. В течение же двух последних недель Кредик здесь вообще не появлялся. Но он дал адрес, по которому его можно было найти. В узкой, кривой улочке друзья отыскали дом вдовы Бергер, молодой, но уже сильно располневшей немки.

— Господин Кредик ночует у Гольбаха, — торопливо ответила немка. С растрепанными волосами, в потертом, усыпанном блестками халате она казалась только что вырвавшейся из драки.

Немка объяснила, что Гольбах держит магазин фотоаппаратов в центре города, рядом с бензозаправочной колонкой.

— Крыса бездомная! — процедил сквозь зубы Андрей, когда они спускались со второго этажа.

Но у Гольбаха Кредика также не оказалось. Он, по словам хозяина, два дня назад перебрался куда-то за город. Куда именно, никто сказать не мог. Около часа друзья ходили у разрушенного здания радиоцентра в надежде встретить кого-либо из операторов или техников, работавших в нем. Но никто не появлялся.

— Будь проклята вся эта история! — выругался в сердцах Никита Родионович.

Давал себя чувствовать голод, но подкрепиться было негде.

— Вот попали в переплет! — сказал Андрей. — Еще побираться придется…

Ожогин о чем-то сосредоточенно думал.

— Пойдем в комендатуру, Андрей, другого ничего не придумаешь. Покажем документы, а там видно будет…

На пути к комендатуре, около сгоревшего трехэтажного здания нацистской организации, их кто-то окликнул:

— Господин Ожогин!

Никита Родионович и Андрей оглянулись. К ним быстро подходила женщина с маленьким кожаным саквояжем в руке.

— Я вас увидела с противоположной стороны и еле догнала. Как вы быстро идете! — И женщина протянула руку Ожогину, а затем Грязнову.

Это была жена майора Зорга, у которого они проходили первое обучение по заданию Юргенса.