Тайные тропы

Я не забывал ещё такую вещь, как партполитработа в СА, такой предмет был в училище. Кто учился, тот помнит. После строевой — второй по важности курс. Я нагружал своё будущее воинство правильными, на мой взгляд, идеями и разоблачал материализм и эмпириокритицизм, подверг критике Каутского, Зиновьева и Бухарина. Обратил особое внимание курсантов на то, что марксистско-ленинская попытка втиснуть степные и кочевые экономики в жёсткую модель базисов и надстроек не удалась никому, даже западным экономистам, не говоря уже о советских. После чего, в конце каждой беседы, вколачивал в голову молодёжи основные постулаты будущего нашего житья. На фоне моих теоретических построений хорошо смотрелся пример старших товарищей из отряда Талгата — те, по всем признакам — правильные пацаны и косяков себе не позволяли. Арчах периодически произносил речь и дополнительно закреплял в неокрепших душах основные заповеди.

Вместо десяти дней я растянул поездку до двух недель. Только исключительно для того, чтобы добры молодцы втянулись в ритм такой жизни. Для общего развития ввёл для щенков новую игру — в прятки. То есть одна тройка уходила вперёд, пряталась и маскировалась, а остальные их искали. Стреляли друг в друга они тупыми стрелами и условно поражали деревянными кинжалами. Дохсун, конечно же, попытался смеяться, — типа, только шакалы прячутся, но я его окоротил, причём весьма жёстко. Не ему определять политику учёбы, его дело — следить, чтобы все всё выполняли правильно. Он надулся и немедля получил втык от Талгата. Вообще, Талгат — замечательный мужик, он никогда не лез со своими советами, но всегда внимательно смотрел, чем мы занимаемся с молодняком. Потом у нас состоялась беседа без свидетелей.

— Скажи, Магеллан, почему ты так учишь молодёжь? — спросил как-то он.

— Потому что, уважаемый Талгат, — ответил я, — грядут новые времена, и, порой, личная доблесть не будет значить ничего. Будет важно работать в команде. Иногда скрытно, из засады, против хитрого и многочисленного противника, который не гнушается подлыми приёмами. А наши мальчики за короткое время не смогут стать сильными и умелыми бойцами, но они будут хитрыми и ловкими. Ты смотри, что будет дальше, тогда поймёшь, почему я делаю так, а не иначе. Кстати, твоим парням тоже надо бы поучиться маскироваться.

— Нет, это совсем неправильно! Нельзя прятаться от врага, надо его встречать лицом к лицу!

— Как хочешь. Я предложил, ты услышал, — главное, я заронил зерно сомнения в его философию.

Больше к этой теме мы не возвращались. Я сразу так и предполагал, что степные заморочки, понятия о доблести и личной славе мне не искоренить, поэтому в свою будущую команду и набрал городских. У них другие приоритеты в голове.

Больше всего времени у меня ушло на занятия с Ичилом. Ичил был всё-таки не учитель. Ему проще было самому сделать что-либо, нежели объяснять бестолковому ученику прописные, по его мнению истины. Страшно сказать, как выматывают эти разговоры, когда мы говорим на разных языках, плюс Ичил употреблял ещё какие-то слова, ему, разумеется, понятные, из лексикона шаманов. Типа, профессиональный жаргон. Ну ему-то что, он с детства в этом сумасшедшем обществе варится, а я — то просто пастух, практически, ниразу неграмотный. Стали тренироваться. Первым делом он объяснил про собственно возможности:

— Это не твоё. Это тебе дали. У тебя есть дар, если ты смог воспользоваться тем, что тебе дали. И если ты не будешь учиться, то так и будешь, — тут он замялся и сказал что-то вроде, «палкой груши околачивать».

Он все пытался меня ввести в транс, а я никак не вводился. Он перепробовал всякие настойки, но ничего, кроме скромного прихода и легкого отходняка впоследствии я не ощущал. Потом вспомнил, про то, как сидел с висюлькой в ауле возле Пяти Пальцев и чуть не выпал из реальности. Тут я так же уселся поудобнее и начал раскачивать висюльку на цепочке. И почти сразу же все изменилось и поплыло. Я испугался и вывалился в реальность. Но Ичил заметил это моё состояние и подбодрил:

— Отлично. Теперь ты должен научиться входить в транс без приспособлений и находиться там столько, сколько нужно.

Потом опять понеслась, он почувствовал, что дело стронулось с мёртвой точки, и с удвоенной энергией парил мне голову. Заставлял зубрить готовые травяные смеси и сочетания. Мята с багульником, к примеру, даёт совсем другой результат, нежели мята со зверобоем. И ещё, если варишь лекарства, то надо ещё смотреть, кому варишь. Люди тоже разные бывают. Вода ещё, какая и откуда. Что-то количество переменных возрастает настолько, что всё это запомнить совершенно невозможно. Но Ичил меня обнадёжил.

— Это всё никто не запоминает. Надо просто видеть, что с чем соединять и для кого. Тогда чувствуешь, правильно это или нет.