Сквозняк беспомощно заозирался по сторонам: весь его вид, пот на лбу и молящий взгляд, говорил о том, что он в отчаянии.
— Момент, — встрял Никодим. — Леопольд Львович сообщите драгоценной Софочке, что ей придёт видеоотчёт о вашем посещении школьной столовой с предоставлением заверенной копией меню. Всё будет в ажуре.
Сквозняк, перекрикивая темпераментные выражения и обвинения, сыпавшиеся на его бедную голову от разбушевавшейся Софочки, сообщил ей, что ей пришлют видеоотчёт. Леопольда Львовича, как кинозвезду, здесь уже снимают на видеокамеру, а кино пришлют по электронной почте. Соответственно скоро Софочка, солнышко и лапочка, может посмотреть, как её воробышек ест школьную пищу. Как из-под земли вдруг рядом появилась Алёнка Батракова с видеокамерой. Ну, эта девица хорошо владела искусством съёмки. Она во всех ракурсах показала, как бодро употребляют школьную пищу представители министерства, а рядом с ними, сидят и едят обыкновенные школьники, причём все рады. Видеокамера ничего не упустила: и меню, и оформление столовой, и улыбки посетителей, и тётку, сидящую рядом со Сквозняком и преданно заглядывающей ему в глаза.
Дальше всё пошло, как по маслу. Современная техника она такая: Сквозняку пообещали как можно быстрее перебросить это видео Софочке. Мы же люди с понятием: имеем понимание в душевных отношениях. Сквозняку пришлось, пребывая в некотором трансе, с кривой улыбочкой съесть свою порцию. Конечно, это всё вкусно, но Софочка испортила аппетит. Поэтому, решил Сквозняк, он в отчёте напишет, что детей в этой школе кормят «так себе», что можно прочитать и как «упаси Боже заходить в эту столовую». Хвалить местную кухню он решительно не намерен. Да это и не главное. Главное — это дети, а в этой школе к детям скотское отношение со стороны администрации и учителей. Инклюзивность здесь и не ночевала. Вот, например, он выяснил из поступивших в министерство сигналов вопиющий факт. В школе учатся детки из многодетной, а значит, дружной и работящей семьи Качиков. Многодетные семьи, как известно, это опора государства, а здесь злостно подрубают эту опору. Подумать только: двое представителя этой семьи сидят дома и болеют уже больше месяца, а учителя даже не побеспокоились об их самочувствии и не выразили свою заботу родственникам. Это вопиющее безобразие, хорошо описано в доно… в письмах неравнодушных людей из этого посёлка. Нет, мы стеной встанем на защиту демократических завоеваний, костьми ляжем, соляными столбами прорастём.
— Мы не пойдём осматривать ваш спортзал, а тем более медпункт, — вытирая губы салфеткой, веско произнёс Сквозняк. — Мы сейчас сядем в машину и прокатимся до жилья учеников по фамилии Качики, и выясним, почему к ним такое плохое отношение со стороны учителей. Гнойный нарыв надо вскрыть.
— Как скажете, — обречённо проговорил учитель математики. Весь его вид говорил, что он тоже считает себя виновным в таком безобразии и гнойном нарыве. И это правильно. Если математик продолжит хорошо каяться, то, может, его минуют кадровые выводы: отделается строгим выговором. Хорошо бы вообще закрыть эту школу вместе с её кружком художественной самодеятельности.
До участка, принадлежащего большой и «дружной» семье Качиков, доехали быстро и с попутным ветерком. Оказывается, министерского шофёра местная школьная администрация тоже уважала и не забыла. И ему вынесли немного перекусить. Шофёр остался доволен.
По приезду к жилищу Качиков любезный гид Никодим подвёл комиссию к неказистой калитке, ведущую на участок уважаемых людей. Сам дом Качиков, внешне походил на строение, построенное людьми, однозначно подсевшими на вещества. За высоким, но каким-то кривым забором слышались громкие крики людей и заполошное кудахтанье курицы. Никодим, как сопровождающий, толкнул калитку, но сам первым не вошёл на участок из вежливости к гостям из области. Он вежливо пропустил их первыми войти к Качикам. Те и вошли первыми, а Никодим остался на улице, стараясь не отсвечивать ехидной улыбкой.
Мимо Сквозняка и его сотрудницы с душераздирающим кудахтаньем пронеслась довольно упитанная курица и шмыгнула между ними в приоткрытую калитку. Выскочив на волю, птица, продолжая причитать, высоко подпрыгивая и заполошно махая крыльями, побежала по улице, куда глядели её глаза. Лишь бы подальше от этого дома, где из неё собрались сделать ужин.