Тайные тропы

Каленов говорил едва слышно. Никите Родионовичу казалось, что вот сейчас, через минуту он выдохнет из себя остатки жизни, вздрогнет, вытянется; но он продолжал говорить.

...Примерно в пятнадцати километрах на восток от сторожки, в чаще дремучего леса, окруженный тремя большими болотами, глубоко в земле запрятан подземный завод, Территория его, в радиусе пять километров, обнесена несколькими густыми рядами колючей проволоки, через которую проходит электрический ток высокого напряжения. Внутри много бараков для военнопленных. Вся территория завода укрыта кронами деревьев и маскировочными сетями. С воздуха нельзя обнаружить ни бараков, ни подъездных узкоколейных путей, пересекающих лес, ни тщательно замаскированных труб, ни штабелей химических снарядов и авиабомб, изготовляемых заводом. Только бетонная дорожка длиной в восемьсот метров для посадки и взлета самолетов да большие болота вокруг могут служить ориентирами. Завод строился руками заключенных и военнопленных. Каждый из них имеет номер, выжженный на груди, и каждый должен умереть, чтобы унести, с собой тайну подземной Германии. Ни одному из строителей завода не избежать смерти. В подземелье после окончания строительства входят только немцы. Пленные до последнего времени использовались на поверхности земли: на укладке готовой продукции, на погрузке ее в самолеты и вагоны, на черной работе по обслуживанию электростанции, водопровода. Сейчас немцы задались целью истребить всех пленных. Тысячи узников уничтожены в лесу и в болотах и в первую очередь все потерявшие способность работать — больные, изнуренные рабским трудом, слабые. Их травят голодными собаками, загоняют в болота и расстреливают из пулеметов. Часть пленных, еще годных к какому-то физическому труду, увозят. Увозят неизвестно куда. Есть слухи, что в специальные лагери, где есть крематории для сожжения. В предпоследнюю партию, подлежащую вывозке, попал и он, Каленов. Ему удалось выброситься из закрытого вагона через окно. Он долго бродил по лесу и, вконец обессиленный, дополз опять до железной дороги, где его и подобрали. Сейчас, вероятно, на заводе остались одни немцы...

— Вот, кажется, все... — слабеющим голосом произнес Каленов и, откинув назад голову, смолк на несколько секунд. — Запишите мой адрес... Скажите родным, как умер их сын...

Никита Родионович подвинул к себе фонарь, достал записную книжку.

— Говори, друг мой... говори...

10

Вечерело. Жаркий августовский день угасал. Зной сменяла едва ощутимая прохлада. В саду под деревьями еще было душно, но над кронами яблонь шаловливо пробегал ветерок, играя листьями. Ожогин и Грязнов лежали на траве. Алим помогал Альфреду Августовичу поливать деревья. Друзья ждали Гуго Абиха. Он обещал прийти к обеду, но вот уже близится ночь, а его все нет. Старик Вагнер заметно волновался. Всякий звук на улице заставлял его настораживаться: он прекращал поливку и внимательно прислушивался. Но каждый раз друзей ожидало разочарование — шаги прохожих удалялись, это был не Гуго.

Вагнер любил Абиха наравне с сыном и болезненно переживал каждую его неудачу. Даже личные семейные дела Гуго беспокоили старика. У Абиха была красивая, молодая жена, Ева, но жизнь их не ладилась. По характеру, мировоззрению это были совершенно разные люди. Ева не понимала Гуго, и тот вынужден был тщательно скрывать от нее свои антифашистские взгляды и принадлежность к подпольной группе. «Ева у меня красивая статуэтка, — говорил о жене Абих, — ею можно любоваться, но делиться с ней мыслями, нашими планами, делами невозможно.»

Ожогин и Грязнов уже сблизились с Гуго, узнали его. По натуре он был весельчак, любил рассказывать смешные истории. Причем, как истый комик, он во время рассказа никогда не улыбался. И это придавало особенную остроту рассказам Гуго.

Сегодняшнее опоздание Абиха вызывало обоснованную тревогу. День прошел необычно. Маленький, город почувствовал приближение фронта, почувствовал неожиданно. В прошлую ночь недалеко от города, на железнодорожном полотне, упала бомба.

Самолета никто не видел, но все решили, что это был советский самолет. По городу поползли слухи о приближении русских армий. И весь беззаботный городок вдруг закопошился. Мелкие дельцы, коммерсанты, хозяева ресторанов, предприятий, служащие городского управления начинали поспешно собираться в дорогу. «Бежать, бежать!» — зашумели все. Но куда бежать? Кто имел деньги, солидные деньги, кто чувствовал себя ответственным за прошлое, тот инстинктивно смотрел на запад. Еще недавно модные фразы о любви к отечеству, о глубоком патриотизме были забыты. «Что медлят американцы? — шептали напуганные бюргеры. — Почему они не идут?» А так как американцы и англичане действительно не торопились, то надо было итти к ним навстречу, искать убежища у них.

— Крысы разбегаются, — говорил Вагнер, — теперь-то они почуяли, что корабль тонет...

Спокойствие царило только в рабочем пригороде. Никто никуда не торопился, никто не укладывал вещи.