Тайные тропы

Через несколько минут начали выводить заключенных. Первый и второй были в штатском, в теплых пальто и фетровых шляпах, один пожилой, полный, второй моложе, с черными усиками. Третий, шедший сзади, был одет в форму гестапо, но только без знаков различия, нашивок и ремня. Когда он приблизился, Ожогин вздрогнул: это был майор Фохт. Он шагал спокойно, с достоинством поглядывая по сторонам.

— Что тут происходит? — тихо спросил Ожогин стоящего рядом унтер-офицера.

Тот посмотрел на него с удивлением и ответил:

— Ничего. Отправляют заключенных...

— Но это же майор Фохт?

— Был майор, и не Фохт, а Цислер, — нехотя объяснил унтер-офицер.

Никита Родионович ничего не понимал.

Когда заключенных стали сажать в автомобиль, майор повернулся в сторону, где стоял Ожогин, и взгляды их встретились. Будто старому знакомому, Фохт улыбнулся и, как показалось Никите Родионовичу, даже кивнул головой. Ожогин ответил тем же.

— Какая-то комедия, — прошептал он.

Дверцы захлопнулись, и машина, издав сигнал, выкатила со двора. На место первой выехала другая вместительная темносерая машина.

За стенами тюрьмы раздался шум, заглушенные крики, и гестаповцы начали выводить во двор вторую партию заключенных. Первым вышел старик. Волосы, лицо, одежда были почти одно-го и того же пепельного цвета. Он хромал, и при каждом шаге лицо его искажалось гримасой. Следом за стариком двигался мужчина в арестантском халате, с металлическими наручниками. Подняв голову, он жадно смотрел вверх, будто давно уже не видел неба, и на лице его засветилась улыбка. Третий упирался, он тихо, но энергично что-то доказывал конвоиру, но тот, не обращая внимания на его слова, подталкивал его.

— Быстрее! — раздался окрик старшего, и солдаты охраны принялись помогать конвоирам.

Несмотря на усилия гестаповцев, посадка протекала медленно. Почти все заключенные были больны и едва двигались.

Крики за стеной перешли в вопли. Кричала женщина. Отдаваясь эхом в большом коридоре, слова искажались, и Ожогин не мог разобрать их. По телу Никиты Родионовича пробежала дрожь. Отвернувшись, он старался не смотреть в сторону тюрьмы. Шли минуты, цепочка заключенных не прерывалась. Вдруг неожиданно конвоиры засуетились, послышалась грубая брань. Ожогин глянул в ту сторону, где стояла машина. К ней волокли юношу. Это был здоровый, рослый парень, он упрямо и с ожесточением отбивался от конвоиров, которые пытались втолкнуть его в машину.

— Убивайте здесь! — кричал он, задыхаясь. — Здесь! Я не поеду... Не поеду!

Тогда подбежал старший и рукояткой пистолета сильно ударил юношу по голове. Тот сразу обмяк и, покачиваясь, стал опускаться на колени. Двое конвоиров подхватили его под руки и втолкнули внутрь машины.

В коридоре продолжали кричать. Освободившись от парня, конвоиры побежали в здание. Видимо, там шла борьба, потому что крик то смолкал, то опять возникал. Наконец, арестованную вытащили во двор. Женщина сопротивлялась. Ее длинные волосы закрывали лицо и грудь.

— Куда вы дели Берту? — кричала она, рыдая. — Где моя Берта? — уже охрипшим голосом повторяла женщина и билась в руках гестаповцев.

Уставшие и озлобленные конвоиры хватали ее за волосы, били по лицу. Когда женщину уже подвели к машине, она, увидев открытую дверь, вцепилась зубами в руку автоматчика. Тот вскрикнул, выругался и выпустил заключенную. Она бросилась в сторону, сбила с ног стоявшего на пути конвоира и стремительно побежала к закрытым воротам. Но прежде, чем она успела достичь их, раздалась короткая очередь из автомата. Женщина упала. Несколько секунд она лежала неподвижно, а затем чуть приподняла голову.

— Моя девочка... — захлебываясь кровью, проговорила она и смолкла.

Конвоиры подбежали к ней.

— В машину, — скомандовал старший, и женщину понесли.

Посадка окончилась. Надзиратель уже хотел захлопнуть дверцу, но унтер-офицер, стоявший около Ожогина, остановил его. Он потащил Никиту Родионовича к машине.

— Куда вы меня тянете? — энергично запротестовал Ожогин.

— Не рассуждать! — огрызнулся унтер.

— У вас нет оснований на это, — сопротивлялся Ожогин.

К ним подбежал гестаповец, руководивший посадкой.

— В чем дело? Что тут еще?

Унтер-офицер ответил, что должен отправить этого человека по распоряжению старшего следователя Лемана.

— Я не приму, — безапелляционно заявил немец.

Он пояснил, что машина идет по специальному маршруту и в лагерь попадет только к вечеру. Притом он не хочет брать на свою ответственность заключенного без наряда.

— Я не заключенный, — сказал Ожогин.

— Тем более, какого чорта суешь мне его, — ругнулся немец.

Унтер-офицер опешил. Оставив Ожогина, он побежал в здание.

Немец подошел к машине, что-то сказал шоферу, и через секунду мотор громко заревел. Автоматчики сели во вторую машину, стоявшую сзади. Дежурный начал открывать ворота.

У Никиты Родионовича гулко билось сердце. Он мысленно торопил человека у ворот. Он понимал, что с уходом арестантской машины исчезнет опасность.

«Что же он так долго возится? — мысленно шептал Ожогин. — Скорее!.. Скорее!» Губы его дрожали.