Тайные тропы

В это время выбежал унтер-офицер. Он размахивал бумажкой. Начальник конвоя уже сидел в кабине шофера и, когда к нему подскочил унтер, недовольно поморщился. Пробежав глазами записку, он нехотя вылез из кабины и открыл дверцу.

— Ну, живо! — приказал он Ожогину.

Сердце у Никиты Родионовича замерло, он почувствовал неприятную слабость во всем теле. Он сделал неуверенный шаг вперед и посмотрел на немца. Тот стоял в ожидании.

«Все, — мелькнула мысль, страшная, парализующая волю, — всего несколько шагов, и конец... Надо что-то делать, добиваться, может быть, бороться.» Но он сейчас же вспомнил избитого парня, застреленную женщину и понял, что сопротивляться бессмысленно. Собрав все силы, Никита Родионович быстро прошел расстояние до машины и остановился. Мотор работал и отработанный газ густой струей обдал лицо его. Начальник конвоя посмотрел на новичка и помог ему влезть в закрытый кузов.

— Потеснитесь там! — крикнул он в машину.

Внутри ничего не было видно, тошнотворно пахнуло сыростью и потом от арестантской одежды. Затаив дыхание, Никита Родионович шагнул вперед, и нога коснулась чего-то мягкого. Он нащупал пол и ступил на него. В это время кто-то взял его за руку и усадил на скамью.

— Спасибо, — тихо поблагодарил Никита Родионович, не зная кого.

Дверь захлопнулась, и узкий кусочек света исчез.

Автобус задрожал всем кузовом, покачнулся и плавно покатился по асфальту.

25

В машине все сидели молча. В темноте нельзя было различить ни одного лица. Крошечный глазок из кабинки конвоира бросал мутное пятно света на плечо одного из заключенных, и Ожогин видел кусок полосатой материи, который двигался то влево, то вправо, в такт плавно покачивающемуся кузову машины.

Сквозь шум мотора слышались тяжелые вздохи человека, сидевшего рядом с Никитой Родионовичем. После каждого вздоха его тело сотрясал приступ болезненного сухого кашля.

Примерно через полчаса асфальт кончился и машину стало сильно трясти. Она резко кренилась, то подскакивала, то падала вниз.

— Куда везут? — испуганно спросил кто-то из заключенных.

Никите Родионовичу показалось, что он уже слышал этот голос. Он, повидимому, принадлежал юноше, который так мужественно отбивался от конвоиров.

— Куда везут? — снова еще более тревожно повторил свой вопрос юноша, но ему никто не ответил.

Однако, волнение его передалось остальным заключенным. Кто-то поднялся со своего места и застучал кулаком в стенку кузова. Машина продолжала катиться вперед, подпрыгивая на ухабах. Заключенный принялся сильно барабанить. Ожогин догадался, что стучит тот же юноша, потому что вслед за ударами послышался вновь голос:

— Остановите!

Машина мчалась дальше и дальше.

Страх передался и Никите Родионовичу. Горсточка людей, запертых в темной двигающейся камере, жила одним чувством. Ожогин, до этого считавший себя здесь случайным компаньоном, теперь испытывал вместе со всеми ужас, который приходит к человеку перед лицом неизбежной гибели, когда ничего нельзя предпринять, нельзя найти никакого выхода. Ему самому хотелось бить кулаками по железной стенке, кричать. Ожогин вскочил, но сосед дотронулся рукой до его плеча.

— Будьте мужественны, — сказал он удивительно спокойно. — Не поможет...

Он как бы прочел мысли Ожогина. Никита Родионович опустился на скамью. Он сразу же понял, что стучать бесполезно, его пристыдили слова: «Будьте мужественны». Они вернули Ожогину спокойствие. Ему захотелось отблагодарить незримого друга за совет, и он сказал тихо:

— Я первый раз здесь... Спасибо...

Сосед ничего не ответил. Он вздохнул и закашлялся. Кашлял долго. Ожогин взял его за плечи, стараясь осторожной лаской облегчить мучения, но тот продолжал кашлять, тело его судорожно вздрагивало. Кашель становился все тише, старик смолк. Никите Родионовичу показалось, что сосед задохнулся.

— Что с вами? — с тревогой и участием спросил он.

— Пустяки, старость... Хронический кашель... В камере он слабее, а после прогулки обостряется. Ну, да теперь уже недолго. — Никите Родионовичу показалось, что старик усмехнулся. — Еще какой-нибудь час...

Последние слова услышали и остальные заключенные. Юноша жалобно простонал:

— Значит, вы знаете, куда нас везут?

Старик не ответил.

— Говорите же, говорите! — почти закричал юноша. — Я не хочу умирать, не хочу... — И он заплакал странно, как ребенок.

Ожогин почувствовал, как что-то резануло по сердцу и к горлу подкатился ком. Опять зачастило сердце. Смерть вдруг встала перед ним черной бездной. Он сжал руками голову и стиснул зубы.

Неожиданно наступила тишина. Машина встала. Мотор заглох. Люди насторожились. Сейчас решится все, через минуту...

Послышались шаги, звяканье ключа в замке, и дверь распахнулась. Яркий солнечный свет ворвался внутрь машины и ослепил заключенных. Никита Родионович зажмурил глаза.

— Выходите! — скомандовал старший по конвою.