На четвертый день по приезде один из трапа пришел известить Карма Дорджи, что тулку приказал отвести его в один
Монах привел Дорджи к домику, расположенному в красивом месте и недалеко от монастыря. Из окна был прекрасный вид на позолоченные кровли монастырских строений, над ними расстилалась долина в рамке из поросших лесом склонов. Возле маленького алтаря на полках стояло около тридцати огромных фолиантов, тщательно обернутых и зажатых ремешками между покрытыми резьбой дощечками.
Будущий маг обрадовался: наконец-то к нему начинают относиться с должным уважением.
Уходя, трапа предупредил его — тулку совсем не предписывает ему строгого затворничества цхам. Он волен регулировать свою жизнь, как ему заблагорассудится: ходить по воду к ближайшему источнику и даже на прогулку. Потом трапа показал, где сложены провизия и топливо, и ушел.
Карма Дорджи погрузился в чтение. Он выучил множество магических формул и пока повторял их, надеясь в конце срока обучения узнать точную интонацию их произнесения у своего гуру, ламы Тобсгиайса, так как рассчитывал потом с ним увидеться. Он построил множество киилкхоров по рецептам из своих книг и израсходовал муки и масла для изготовления ритуальных пирогов
Его рвение не ослабевало в течение почти восемнадцати месяцев. Он выходил только зачерпнуть воды из источника, ни единым словом не обмолвился с трапа, приходившим дважды в месяц пополнить запасы провизии, и ни разу не позволил себе подойти к окну. Мало-помалу в его медитации начали просачиваться совсем новые для него мысли. В некоторых всплывающих в памяти фразах из книг, прочитанных им, в некоторых диаграммах для него вдруг открывался новый смысл. Как-то он остановился перед открытым окном, глядя на хлопотливо снующих в разных направлениях монахов, наконец, вышел, поднялся на гору, подолгу рассматривал растения, камни, струи неутомимого ручья, летучие тучки в небе, игру света и тени; потом долго сидел, созерцая разбросанные в долине селения, наблюдая работу крестьян в поле, бредущих по дороге вьючных животных и пасущийся на пастбище скот.
Каждый вечер Дорджи зажигал маленький светильник на алтаре и погружался в медитацию. Но теперь он не стремился выполнять описанные в его книгах обряды, вызывать духов в разных обличьях. До глубокой ночи, иногда до рассвета, он оставался недвижим, без чувств, без мысли, и ему чудилось, будто он сидит на берегу призрачного океана и видит, как наплывает готовая поглотить его ослепительно-белая стихия.
Прошло еще несколько месяцев. Однажды — днем ли, ночью ли, он не знал — Карма Дорджи почувствовал, как его тело приподнялось со служившей ему сиденьем подушки. Не меняя позы медитации, со скрещенными ногами, он перенесся через порог и полетел вперед. Скоро он увидел внизу родной край и свой монастырь. Было утро. Трапа выходили с ассамблеи (общей молитвы). Карма узнал многих: сановников, тулку, прежних товарищей. Они выглядели усталыми, озабоченными и печальными. Он рассматривал их с участливым любопытством. С высоты, на которой он парил, они казались такими маленькими! Как они поразятся, перепугаются, когда увидят его! И все падут ниц перед ним — магом, владеющим сверхъестественным могуществом.
Последняя мысль заставила его улыбнуться от жалости. Он вдруг почувствовал усталость от вида этих пигмеев — они его больше не интересовали. Он вспомнил о блаженстве, наплывавшем на него вместе с приливом странного океана белого света. Ни одна волна не бороздит его безмятежной поверхности. Нет, он им не покажется. Какое ему дело до того, что они думают, что ему до его собственных размышлений об их былом пренебрежении, о сладости мести…
Он полетел прочь. Вдруг монастырские здания внизу зашатались, затряслись, развалились. Окружающие горы беспорядочно задвигались, вершины обрушились, и вместо них стали возникать новые. Солнце низринулось и промчалось, пересекая небо, как метеор. Продырявило небесную твердь и явилось второе солнце. Ритм этого фантастического хаоса все возрастал. Дорджи теперь различал только пенящиеся волны неистового потока, состоящего из всех существ и вещей вселенной.