Тайные улицы, странные места [СИ]

Ночной поход остался в памяти Женьки таким, будто их было сразу несколько. Один — сплошь состоял из мешанины света и теней, пунктиров света и теней, провалов темноты посреди света и — вспышек света в чернильном летнем сумраке. И он старательно напрягал глаза, водил им по черным кронам деревьев, пятнам света на морщинистой коре, по углам, залитым темнотой, и ступеням, на которые лился желтый свет фонаря. Женя уверенно вела его узкими проулками, выводящими вдруг на крошечные площадки, полные розовых кустов — мелькала сбоку, в просветах зарослей, освещенная улица, городская, с плавно едущими машинами, но Женька никак не успевал сосредоточиться, опознать, какой улице принадлежны увиденные пять-десять метров: они снова углублялись в путаные улочки, повороты, ступеньки. Кусты дурмана, выросшие выше головы, огибали, а иногда Женя разводила стебли руками и там оказывалась низкая калитка, скошенная от времени, за ней — полуразрушенный старый дом, в оконный проем которого проросла гнутая акация. А иногда дом, по двору которого они скользили, оказывался вполне обитаемым — в ярком окне мигал телевизор, в черной пасти будки виднелся выпавший на свет лохматый хвост.

Другое путешествие совершали уши, ловили то рокот автомобилей, то сонный птичий вскрик в черных кустах, бодрый голос диктора из распахнутой форточки, погромыхивание собачьей цепки и сладкий зевок оттуда, из будки, когда Женя ласково поздоровалась вполголоса:

— Привет, Чингизик. Это мы.

А еще повсюду орали коты, ну то, как всегда. Вопили издалека и в пятне света среди черных строений Женька видел — стоят далеко друг от друга, выгнув шеи, как морские коньки, бьют хвостами, выпевая низкие ноты угроз. В этом слое ночной прогулки его напугал внезапный человеческий голос, кто-то неразличимый позвал с крыльца за редким забором:

— Женечка, ты?

И на тихий ответ девочки:

— Доброй ночи, дядя Василич, … закашлялся, выбрасывая рубиновый огонек — тот зашипел, падая куда-то в мокрое.

Еще были запахи. Женька не сразу внюхался, но, минут через пять после того, как они, выйдя из дома Отана, скользнули куда-то наискосок в тесный проулок, спрятанный кустами дерезы, девочка замедлила ровный шаг и засмеялась.

— Ты чего? — спросил ее тогда Женька, водя глазами по сторонам в попытках определить, куда они вышли, продравшись через буйную дерезу.

— Ты как на уроке. Или на экзамене.

Он сперва слегка обиделся, тому, что впал в азарт, а она заметила и подначивает. Но тут как раз и учуял, как мощно пахнет дурман и как смешно цветочный запах сплетается с запахом яичницы из форточки. Улыбнулся, и после этого уже просто шел, слушая, разглядывая и вдыхая. И правда, чего дергаться, это же не их с Капчой разборки и разбивание спора при помощи толстого детсадовца.

«Это я потом вспомню» всплыла внезапная, какая-то чужая и взрослая мысль, в ней ощущалась такая печаль, что Женька споткнулся, посреди запаха кошатины, света фонаря над виноградной лозой, что обвивала каменную арку, и дальнего гудка буксира с невидимой отсюда бухты.

Печаль ему не нужна была, сейчас — точно. И он прогнал мысль, сделать это оказалось совсем несложно. Да, решил, оставляя за спиной этот свет, этот запах и звуки, чтоб ступить в следующее сочетание, точно — упала откуда-то, не я ее подумал.

Один раз Женя остановилась, тронув его руку. Повернула лицо к палисаднику, откуда, презрев низенький штакетник, буквально валились на мощеную каменную мостовую бешено пахнущие сугробы белых и желтых цветочков. Над ними из открытой форточки летели медленные странные звуки, тихие, будто вполголоса, чтоб никого не будить. Складывались в песенку.

— Губная гармошка, — сказала Женя, качнувшись к плечу спутника, — всегда только по ночам.

— А кто?…

— Не знаю.

И Женька понял, не особенно вдумываясь и оформляя словами: его не расслоить, это первое путешествие по тайным ночным улицам такого знакомого и привычного города. Оно сплетено из всего, что он чувствует, видит, слышит и во что внюхивается, улыбаясь или морща нос. И из его мыслей тоже. И из того, что чувствует девочка, которая ведет его через ночь, одну из сотни теплых ночей, одну из трех с лишним сотен ночей года. Одна из.

Он почти успел вдуматься в то, что — они, что, все такие? Все ночи года могут быть — такими?

Но тут они пришли. Почти пришли, понял Женька, внезапно увидев над головой высоченную башню с прожекторами. Стадион. Отсюда до дома пять минут по тротуарам знакомых кварталов.