Тайные улицы, странные места [СИ]

Иногда Женька присаживался на корточки, приближая взгляд к соли. Цеплялся глазами за одинаковые квадратики, крупные, размером со спичечную головку, — перестать смотреть было трудно. И в голове звучал женский голос, говорящий о мириадах кристаллов, таких одинаковых. Вот с чем сравнила его ночная собеседница Отана. Наверное, надо обидеться, но вокруг было настолько прекрасно, и так плавно краснело солнце, зажигая на мириадах соленых кристаллов мириады алых пылающих зеркалец света, что Женька все прочее выбросил из головы. Шлепал дальше, садился на корточки, трогая соль пальцем или прикладывая к ней ладони. Сковыривал ногтем зеркальные квадратики, показывал их закату, и они послушно сияли, посверкивая в глаза. Женя рядом тоже садилась или нагибалась, нацеливая объектив. Потом выпрямлялась, снимая общие кадры и его довольное лицо крупным планом. Выцеливала огненный круг солнца, смотрела на экранчик, меняла настройки и снова снимала. Надолго прикипела к одному месту, работая с алыми бликами солнечной дорожки, а те становились сочнее и краснее, и если приглядеться, то видно, как от стоящих ребром кристаллов тянутся по белизне остренькие тени.

Пройдя еще дальше, они остановились над сухой веткой, сплошь поросшей кристаллами соли. Ее прикатил ветер, понял Женька. Макая в соленые лужи, которые, наверное, были тут после дождей, мокрую, высушил, работая вместе с солнцем. Ветка вросла в соль, растопыривая отростки, опушенные игольчатыми кристаллами, словно крупным инеем. Сверкала, как ограненный розовый бриллиант. Совершенно и сказочно прекрасная, фантастическая ветка. Хотелось забрать ее с собой. Но, выпрямляясь и разгибая затекшую спину, понял, нет ей нигде места, кроме как тут, посреди бесконечного белого мира с алыми тенями, под темнеющим закатным небом и огненным солнцем над плавной грядой холмов.

— Жалко, что одна всего, — он оглядывался, надеясь обнаружить еще ветки или комки сухой травы перекати-поля. Или потерянные рыбаками предметы, изукрашенные солью.

— Нужно, чтоб сошлось, — кивнула девочка, отключая фотокамеру, — чтобы ветер и солнце, а еще — прогнать ее через соленую рапу. И не утащить дальше, в степь, оставить в правильном месте. После дождей тут была вода, солонющая. Потом засуха отодвинула воду, выпарила. А ветка осталась. Вон еще одна, только маленькая совсем.

В конце-концов, Женька все-таки провалился почти по колено в жирную блестящую грязь, брызнувшую редким фонтаном из-под сандалии — большой тапок он потерял шагом раньше. Взмахивая руками, дернул ногу и свалился вперед, топя в грязи обе ладони, под веселый смех спутницы.

Чтоб не обижался, Женя тоже скинула тапки и прошлась, пятная алую белизну черными следами. Насмеявшись, пошли обратно, медленно — обувь соскальзывала с жирных ног. Женька держал перед собой грязные руки, раздумывая, как же теперь управляться со смартфоном. Ведь хотел позвонить.

Женя, сообразив, расстегнула карман его шортов, вытащила мобильный. Под его диктовку нашла номер и легонько прижала экран к Женькиному уху.

— Абонент вне зоны действия, — слегка обеспокоился Женька, так и стоя с повешенными перед собой руками, — прям, как мы.

Проверили сеть, Женя набрала номер снова, с тем же неуспехом. Потом, подсказав выход, написала продиктованную смску.

— Как только появится там сеть, она ее получит. Не волнуйся, ладно?

Женька промолчал. Волноваться и правда не стоит, мама Лариса вполне взрослая, не будет же он ее нянчить. А может, не только ему нужна была на эти дни свобода. Не сильно приятно такое понимать, но это лучше, чем вдруг там что случилось. Пусть уж лучше свобода. Хотя и обидно.

Солнце светило последним угольком, гася дивную огненную дорожку на розовой соли. А напротив, далеко-далеко, на фоне зеленого неба, рядом с силуэтом домика Моряны, кривым силуэтом огородной алычи, еле видными ниточками штакетника и ажурной башенкой ветряка торчал крошечный силуэт человека.

— Отан вернулся, — Женя прибавила шагу, насколько это можно было — в огромных, скользких изнутри тапках, поверх таких же скользких сандалий, — опоздаем — будет сердиться.

— Расписание, что ли? — удивился Женька, в очередной раз суя ногу в слетевший тапок, — ну, сядем ужинать попозже на полчаса.

— Нельзя. У меня еще перед ужином дело. У нас с ним. Маленькое, но как раз по расписанию.

Объяснять, что за дело, Женя не стала. Вместо этого утешила Женьку, который старался скрыть небольшую обиду:

— Зато рано утром будет дело для нас всех. Грандиозное, между прочим.

— И снова не скажешь, какое, да?

— Не скажу. Тебе понравится, обещаю!

Потом Женька, как следует вымыв в море руки и ноги, купаться не хотелось, воздух быстро остыл, все-таки осень, сидел на лавке у стены домика, стараясь не вдыхать вкусные запахи от очага и пристально всматриваясь в сумрачную даль, где песок и темнеющая морская вода — далеко под обрывом. Туда ушли Отан с Женей и теперь стояли у самой воды, неподвижными, тающими в наступающей темноте силуэтами. Кажется, не делали ничего, стоя порознь.