Женька взял ее горячую ладонь, встал тоже, суя мобильный в нагрудный карман рубахи.
— Он из ваших. Боюсь, он тоже герой, только не справился. Когда-то.
Блин, хотел сказать Женька, блин и еще раз блин. Но вслух сказал другое:
— Отан нас отвезет? На соленые озера? Нужно быстрее.
— Отан и леди Маистра приедут. А мы с тобой доберемся сами.
Женька кивнул, чувствуя себя перед экраном, на котором — интересное такое кино, нормальная сказка для взрослых и детишек. Лежи себе на диване, пей колу из холодной бутылки, критикуй спецэффекты.
— Готов? — горячие пальцы крепко стиснули его ладонь.
— Что? — удивился Женька, уже делая шаг, не успев сосредоточиться, испугаться, рассердиться и снова сосредоточиться. Уговорить себя верить.
А перед лицом мелькнул, чуть ли не свистнув от скорости, желтый разинутый клюв баклана, тень накрыла их, но сразу выпустила, понеслась в лицо зеркальная гладь мелководья и ушла вниз, резко, впуская на свое место качнувшийся горизонт, игрушечную россыпь лодочных гаражей сбоку, кубики городских домов, разбросанные в пенках древесной зелени. Город уменьшился за пару секунд, стянулся в горсть цветных брызг, окруженную желтыми пространствами, исчерченными серыми и белесыми змеями.
В рот и ноздри рвался сухой обжигающий ветер, ноги болтались, как у тряпочной куклы, свободная рука свисала, словно парализованная, непонятно, куда девать. И только другая рука была при деле — цеплялась за пальцы девочки, стискивая их все сильнее.
— Оторвешь! — смех рвался на кусочки, улетая за спины.
— Что? А-ы-эхх, — Женька раскашлялся, ничего не видя от слез. В глотке горело, словно хватанул раскаленного песка.
— Не тяни так сильно! Я держу, не упадешь!
Ага, хотел сказать он. А вдруг отпустишь. Вдруг — случайно.
И рука, послушная такому разумному страху, только усиливала хватку.
— Прекрати! — прокричала Женя строгим учительским голосом.
Женька сглотнул. И прекратил. В смысле, махнул мысленно этой самой рукой, да гори оно все. Скрюченные пальцы ослабели, разжимаясь. И полет сразу улучшился, стал равномерным, хотя все равно никакого удовольствия в том, как двое продирались через раскаленные потоки злого жесткого воздуха, не появилось.
Женьку подташнивало от высоты, вернее, от пустоты, невозможности опереться хоть на что-то. Раздражали висящие ноги, хотелось как-то их расположить удобнее, но все мышцы и так болели от напряжения и не желали дополнительно возиться с ногами.
Надо было раньше прыгать с парашютом, подумал Женька. Попытался про это сказать. Женя поняла, покачала головой. Светлые волосы то рассыпались ореолом, то прижимались к макушке, обтекая голову.
— Там ты падаешь. И с вышки в воду тоже. А тут — другое. Нам нужно вперед.
Она вытянула руку, как будто указывала направление. И ноги, кивнула, призывая посмотреть, он посмотрел, с опаской вдавливая в грудь подбородок, — ноги вытянула тоже, не напрягая, чуть согнутые в коленках. Почти так ныряла, вспомнил Женька, пытаясь устроиться так же. И получилось, струи воздуха будто присмирели, не раскачивая ему ноги и не откидывая руку назад. Он сжал губы и прищурил глаза, рассматривая через ресницы широкую степь, горсти поселковых домиков, летящую далеко внизу и сбоку линию побережья. И — сверкающие лепешки озер и ставков, будто вырезанные из фольги и наклеенные на степь.
Засмотревшись, забыл о руке, за которую его держала Женя, спохватился, боясь шевелить пальцами — вдруг пустота и падение — но на тыльной стороне ладони ясно ощутил прохладную точку, единственную прохладу во всем, что вокруг. Увидел — рука девочки парит над его рукой, еле касаясь кожи одним лишь пальцем. Женя засмеялась, толкнула его коленом в бедро, Женька сделал пируэт в раскаленном воздухе, но точка свежести никуда не девалась — девочка нырнула одновременно с ним, переворачиваясь.
Не бросит, понял он. Она сама — никогда. Не бросит!
И завертелся, разгоняясь и поворачиваясь. Женя без опоздания повторяла его движения, не отставала, без всяких усилий и ошибок.
Через пару минут успокоился, тяжело дыша, потный и совершенно счастливый. Дальше летели уже спокойнее, тем более, полет не был особенно быстрым, скорость ненамного выше, чем у грузовичка Отана.
Дважды приходилось спускаться, чтоб отдохнуть. Уставали не руки и ноги, а больше сердце, дыхалка, и почему-то желудок. Но сидели недолго, жара приводила в исступление и даже плавный прыжок в небольшое озерко, окруженное тростниковыми плавнями, не принес облегчения — вода оказалась почти горячей.
— Тебе тоже так? — спросил Женька, когда сидели на берегу, обирая с одежды мелкие листики ряски, — ну, в смысле укачивает и лететь через воздух тяжело. Или ты, типа богиня, все же…
— С тобой я человек, — возразила Женя и хихикнула, — типа человек. Все же. Так что, да, устала ужасно. И тошнит. Отдохнул? Давай, а то Отан нас обгонит.
— Еще чего, — возмутился Женька, протягивая ей руку.
Но сверху увидели — Отан движется по грунтовке на муравейчике, таща за игрушечной машинкой хвост рыжей пыли.