— Ну да, — пробормотала она. — Давай теперь всех соберем, чтобы насладились моим жутким видом.
Джон был уже у двери, обернулся.
— Я быстро, — пообещал он…
12
Трейси сидела и не верила собственным ушам. Что отец сказал? Что Стефани ее мать?! Бред! Бред! Бред!
— Я не верю этому! — Она поднялась и отошла к окну, распахнула его, подставляя лицо прохладным порывам ветра.
— Понимаю, что тебе сложно принять это, — тихо проговорил Герберт у нее за спиной. — Вероятно, я был неправ, скрывая от тебя правду твоего рождения.
Трейси обернулась.
— Как она могла? — спросила срывающимся голосом. — Как она могла бросить меня? Почему?
Герберт понуро опустил голову. Он казнил себя. Но прошлого уже не вернуть…
— Во многом был виноват я, — угрюмо признался он.
Трейси удивленно посмотрела на него.
— Ты? — прошептала она. — И Стефани послушалась тебя?
Герберт вздохнул.
— У нее почти не было выбора, дочка, — сказал он. — Я разозлился на нее и потребовал, чтобы она не приближалась к тебе. Прости, я виноват! — Он поднял на нее глаза, в которых отражалась мольба.
Трейси не выдержала, отвела взгляд. Ей трудно было принять ситуацию. Только что мир, который она считала своим, вдруг рухнул, превратился в руины. И сложно было разглядеть среди них хоть что-то целое.
— Дочка! — Герберт поднялся и подошел к ней, осторожно обнял, прижимая к себе. — Я виноват перед тобой. Но я думал, что так будет лучше для всех нас. У Стефани была уже другая семья, другая жизнь. Я… я встретил Летицию, которая полюбила тебя, как родную. Мне показалось, что, если ты ничего не узнаешь, будет лучше всего.
Трейси словно находилась в прострации. Слова отца долетали до нее будто сквозь какую-то преграду, и приходилось прикладывать немало усилий, чтобы осмыслить их. Но даже после этого ее окружала пустота.
Летиция… Она всегда считала ее матерью. И в то же время, познакомившись со Стефани, Трейси вдруг почувствовала такое тепло, такую отдачу, что поразилась собственным ощущениям. Это пугало ее, потому что испытываемые эмоции никак не вязались с приятельским общением. И вот теперь открылась истина. И оказалось, что она не готова к ней.
— Стефани на многое пошла ради тебя, — продолжал отец. — Она сделала все, чтобы ты встала на ноги после той трагедии. Она оплачивала твое обучение, посылала тебе красивые вещи. Я… я так виноват перед тобой, Трейси. Я сказал ей, что если она хоть раз попытается увидеться с тобой, то я запрещу ей помогать тебе. Я был очень жесток. И только теперь сознаю, насколько…
Трейси судорожно вздохнула.
— Стефани в больнице, — прошептала она срывающимся голосом. — У нее рак желудка. Только что закончилась операция. Она хотела поговорить со мной, но так и не смогла сказать самого главного.
Герберт вздрогнул, отстранил дочь, пытливо заглядывая ей в глаза.
— С ней все в порядке? — обеспокоенно спросил он.
Трейси посмотрела на него отрешенным взглядом.
— Да, вроде да, — прошептала она. Герберт нервно заходил по комнате.
— Черт! Я так виноват перед ней! — Он обхватил руками голову, сел на диван, снова вскочил. — Ну разве я мог предположить, что все так обернется? Я позвонил ей, ругался! Я такого наговорил ей…
Трейси распахнула глаза.
— Что?! — переспросила она. — Когда ты в последний раз разговаривал со Стефани?
Он перевел на нее обреченный взгляд.
— Когда узнал, что ты собираешься у нее работать, — глухо проговорил он в ответ. — Я подумал, что она решила влезть в нашу семью… расколоть ее на части. Я не мог позволить ей сделать это.
— Папа?! — В глазах Трейси отразилась боль. — Зачем?!
— Я не знаю! — в отчаянии произнес он. — Мне казалось, что в ее силах лишить меня твоей любви. Я боялся, что она расскажет тебе о том, как я поступил. Что после этого ты возненавидишь меня. Я бы не смог с этим смириться.
Трейси смахнула набежавшие на глаза слезы.
— А она ничего не сказала, — прошептала она. — Она ничего не сказала… Она просто хотела увидеть меня, потому что опасалась, что не перенесет операцию. Боже! Ведь уже столько времени прошло! — Трейси в ужасе перевела взгляд на часы и бросилась к телефону. — Надо срочно узнать, как она там!
Герберт молча сидел на диване, пока дочь разговаривала с дежурной медсестрой. Наконец Трейси положила трубку и обернулась.
— Вроде бы все нормально, — тихо проговорила она. — Стефани пришла в себя. Сейчас у нее врач. Я так поняла, что все будет хорошо.
Герберт облегченно вздохнул.
— Слава богу, — заметил он.
— Да. — Трейси пристально посмотрела на него.
— Прости меня, дочка, — покаянно пробормотал он. — Я так виноват перед тобой, перед Стефани.
Трейси подошла к нему и обняла его.
— Ладно, пап, — произнесла она. — Прошлого уже не вернешь. А будущее… Стефани жива… Значит, мы можем хоть что-то исправить.
— Да, ты права, — согласился он, прижимая ее к себе. — Я останусь. Мне надо с ней поговорить.
— Правильно, — согласилась Трейси. — Вам уже давно пора все обсудить.
Они еще долго разговаривали, отец и дочь. И только когда робкие розоватые лучи встающего из-за горизонта солнца начали заглядывать в номер сквозь неплотно прикрытые занавески, Герберт поднялся и ушел к себе.