Тайные записки А. С. Пушкина. 1836-1837

Искусство комедианток заключается в том, что они, играя, остаются холодными в душе и спокойно наблюдают за собой со стороны. Изображая любовь, они ее вовсе не испытывают. Но они должны играть так правдоподобно, чтобы зрители им поверили. Комедиантки имитируют святые чувства, и чем они убедительнее лгут, тем больше славы приходится на их долю, тем больше денег им платят. Не напоминает ли искусство комедиантки искусство бляди? Не потому ли общество пренебрегает ими, как блядями? Не потому ли актрисы так легко доступны?

* * *

Если говорить о греховности женщины, то она не в том, что женщина имеет пизду, за которую ее нужно лишь славить, а в том, что, обладая пиздой, женщина может оставаться равнодушной при соитии. Это величайшее святотатство по отношению к божеству Пизды. Обвинения женщин в коварстве проистекают из ее способности оставаться холодной в те мгновения, когда мужчина – в огне и неге сладострастия. Женщина может легко притворяться, изображать горячую страсть и обманывать любовника не с кем-то другим, а с ним самим.

У мужчины извержение семени является неопровержимым доказательством искренности в проявлении своей страсти к любовнице. У женщины любое доказательство может оказаться подлогом: она после недолгой учебы будет бесстрастно производить конвульсии в пизде и в сраке.

Мужчина всегда наслаждается в ебле, а женщина часто безразлична, а иногда даже испытывает отвращение. Вот где порочность женской природы, вот где ее прискорбное несовершенство.

* * *

Мое восторженное исследование Пизды не находит объяснения, почему возникают такие сильные чувства при взоре на нее. Мне всегда стоит больших усилий длить взгляд, а не броситься зверем на сырое мясо пизды и не вонзить мой клык. Ненаглядная, пизда не видна во время соития. А если я отстраняюсь, но не выскальзываю, чтобы взглянуть на нее, я вижу пизду, отороченную волосами, увы, заслоненную хуем. К тому же испытываемое блаженство отвлекает внимание, увлекая к концу, и я должен держать свою жажду в узде во имя мысленного проникновения в пизду.

Но чаще всего я вижу при ебле не пизду, а лицо своей подружки. Даже когда я вылизываю пизду, она так близко перед глазами, что я не могу ее как следует рассматривать – в глазах рябит, да и я сам закрываю ее своим ртом. Если же я отстраняюсь полюбоваться пиздою, ее обладательница начинает требовать не жаркого взора, а жарких прикосновений.

Вот женщина лежит перед тобой, без стыда, привычно разведя ноги и согнув их в коленях. Ты взираешь на Чудо – и власть его над тобой непререкаема. Разум пытается умничать и охладить твой пыл, бормоча, что пизда – это обыкновенные складки кожи, но сердце верит иному. Пизда – это тайна жизни и смерти. Эта розовая смазливая плоть, оттеняемая курчавыми волосами, этот гипнотизирующий взгляд влагалища и есть лицо Бога.

Верность одной пизде – это монотеизм. Распутство, вкушение множества пизд уподобляется языческому многобожию. Не потому ли золотой век приходится на период язычества?

* * *

Всякая женщина влечет меня вопросом: какая у нее пизда? Большой ли у нее похотник или маленький, какой у нее запах, какой формы у нее губы, то есть вылезают ли малые губы из больших или прячутся в них, растут ли волосы в промежности – все это и многое другое и есть прелесть познания, трепет и вдохновение любви.

Женщина идет, а мне видится, как трутся ее губки одна о другую, но похотник посажен высоко, чтобы ходьба не заменяла еблю.

Христос был несведущ в похоти, если сказал, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем. Если кто смотрит на женщину, то уже с вожделением, так что я говорю: «Всякий, кто смотрит на женщину, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем». А если и не прелюбодействовал, то лишь потому, что примерился к ебле, да женщина не приглянулась.

* * *

Что такое красота? С древних времен мудрецы спорят о сути красоты. Но вот моя женка появляется на балу, и все головы поворачиваются к ней. Красота – это узнаваемое, а не определяемое.

* * *

Для полного наслаждения пиздой нужно ебать ее и видеть одновременно. Для этого я беру двух женщин – одна подо мной, а другая – перед. Наслаждаясь одной пиздой, я упиваюсь зрелищем другой. Мое тело и душа пронзены восторгом – вот оно, живое солнце Пизды. Солнце настолько яркое, что тело мое не выдерживает и сотрясается в судорогах и тем спасается. У желания наступает недолгая, но полная слепота. Я вдруг освобождаюсь от абсолютной власти пизды, владевшей мною всего мгновенье назад. Я брошен в иной мир. Я смотрю на пизду, которая по-прежнему перед моими глазами, и меня не волнуют больше дряблые кусочки плоти, покрытые слизью. Я ужасаюсь резкой перемене во мне, я оскорбляюсь суетностью моего восторга. Меня удручает бесчувственность, с которой я смотрю на мой недавний кумир. Непостижимо, что всего лишь мгновение разделяет великий восторг от великого безразличия.