Тайные знаки древней Руси

Год 1725-й явился переломным для отечественной историографии. Это было время основания Академии наук в Петербурге; при Петре Великом Россия стала империей, ввела новое летоисчисление и одежду по европейскому образцу, а затем при нем же должна была стать и страной европейской науки. К сожалению, из-за трагической случайности жизнь первого русского императора оборвалась за год до открытия Академии, так что формированием ее кадров он заняться не смог; это выпало на долю его преемников, череды императриц. А императрицы были германского происхождения, так что нет ничего удивительного в том, что вновь созданная Академия наук стала усиленно пополняться академиками из числа немцев. Как любое явление, приглашение большого числа иностранцев имело и положительную, и отрицательную стороны. Как в генетике, где спаривание в узком кругу родственников ведет в конце концов к вырождению, и только приток свежей крови извне дает выход из тупиковой ситуации, так и в культуре: приобщение к европейской науке, новым проблемам и методам исследования, новой приборной базе, новым средствам научных публикаций через научные журналы, общение с большим числом иностранных коллег весьма благотворно сказалось на всем научном климате Петербургской АН. Она весьма быстро получила признание со стороны европейских ученых.

Однако если в естествознании или математике национальность ученого роли не играет, поскольку нет математики русской, или немецкой, или польской, то в гуманитарных знаниях такие различия есть, и историография одной и той же страны существенно зависит от того, историк какой национальности ее исследует. Скажем, если бы историю России писал поляк, он обязательно указал бы на роль России в четырех разделах Польши, на провал похода Тухачевского в 1920 году против Варшавы, на расстрел польских офицеров в самом начале Второй мировой войны под Катынью и т. д. В современных курсах истории России все эти эпизоды либо едва намечены, либо вообще опущены. Более того, появились публикации о том, что при раскопках под Катынью было обнаружено, что пули и гильзы вокруг расстрелянных польских офицеров, а также жгуты, которыми им связывали руки, имеют германское, а не русское происхождение, то есть поляков расстреляли не красноармейцы, а части вермахта. Я привел эти данные лишь для того, чтобы показать, что для историка при создании им историографии чужой страны очень большую роль играют обиды своего собственного народа, даже если они и не имеют объективной основы или, что чаще бывает, эта объективная основа весьма эфемерна.

Естественно, что, если историографию России будет писать немец, он постарается провести через нее германскую точку зрения и припомнить России все ее явные или мнимые утеснения Германии. Скажем, поражение Германии в Первой мировой войне будет подано не как закономерный результат столкновения с Россией, а как цепь трагических случайностей, дружеский акт СССР, позволивший Германии конструировать и испытывать в обход Версальского договора новое оружие на нашей территории, а также готовить военных специалистов вермахта – как коварство Сталина, нападение Гитлера на СССР – как вынужденную меру в виду угрозы Германии со стороны СССР, создание ГДР – как оккупацию Германии Советским Союзом (при этом втрое большую часть Германии, занятую США и другими странами, этот историк зоной оккупации признавать не будет) и т. д. Иными словами, в этой историографии Германия будет выглядеть белой и пушистой, а СССР и Россия – неуступчивой, агрессивной и даже подлой.

Правда, сразу же возникает недоуменный вопрос: зачем же в таком случае привлекать к написанию истории России немцев? Разве нет весьма эрудированных русских ученых, способных проводить в науке русскую точку зрения? Разумеется, есть, и они существовали во все эпохи. Но если во главе государства стоит немец или немка, то, разумеется, монаршему оку будет ближе немецкая позиция. А если она проводится в момент создания академической традиции, то эта точка зрения будет воспроизводиться и позже.