Тайный агент Её Величества (Когда падают звезды)

«Сообразуясь монаршему наставлению, мне воспоследовавшему, об утушении мятежа, тех шести чиновников с бешлеями и со служителями к вам отправляя, покорно прошу каждому из них показать судно, на коем бы находясь, исполняли своего государя вышесказанное наставление, а где и куда будут оные приставлены для увещевания народа, приказать командирам казенными лодками их отвозить и к судну привозить, отнюдь нигде не оставляя вдали, дабы в случае не подвергнуть верного хану человека никакой опасности. По сходству сего и данного вам от команды наставления не оставьте вашим начальникам подтвердить и о том, дабы все офицеры и нижние чины с теми чиновниками и татарами обходились дружелюбно, соблюдая наивящую монаршую о татарских народах волю, сопряженную всегда с ея человеколюбием…»[26]

Признавая ханского придворного равным офицеру Российской императорской армии и флота, а также желая продемонстрировать рекомендованное ему Веселитским дружелюбие, Козлянинов пригласил Мехмет-агу в кают-компанию. Тут крымчанину пришлось смириться с европейскими порядками. Он сидел на стуле и за столом, ел при помощи ножа и вилки, что по законам шариата считалось немалым грехом. Еще больше смутило его появление в кают-компании женщины с открытым лицом и в одежде, по разумению мусульманина, совершенно неподобающей, то есть с оголенными до локтя руками.

Правда, он узнал Анастасию, которую видал при дворе светлейшего хана ранее, осенью 1780 года. Мехмет-ага отвесил ей восточный поклон с прикладыванием рук к сердцу и ко лбу. Однако Аржанова его не помнила. Должность у него была не очень значительная, да и татарские мужские лица часто казались ей одинаковыми: смуглые, плоские, с глазами-щелочками, с жидкими усами и бородками, точно приклеенными к широким скулам.

Она заговорила с ним по-тюрко-татарски. Мехмет-ага обрадовался, ибо русским языком почти не владел. Корабельные же офицеры воззрились на молодую женщину в сильнейшем недоумении. Конечно, по своему дворянскому происхождению и образованию она могла знать французский, немецкий, итальянский и даже греческий, но — тюрко-татарский? Зачем он ей?

Лишь Козлянинов не растерялся. Он предложил Анастасии быть переводчиком в разговоре за столом. Беседа заметно оживилась. Темой ее сделался Крым, его климат, природа, география, нравы и обычаи жителей. Мехмет-ага также охотно рассказывал о себе и службе при дворе светлейшего хана.

Многое удивляло моряков в этих рассказах, но более всего — сам факт присутствия выходца с исламского Востока в их кают-компании. Они внимательно разглядывали его экзотический наряд: меховую шапку, обмотанную цветастой чалмой, длинный лиловый кафтан без воротника и с косо выкроенной полой, красные чулки, черные туфли без задников, но на каблуках. Все они были участниками Первой русско-турецкой войны и привыкли считать турок и крымских татар своими ярыми противниками. Стойкое это убеждение не могли поколебать никакие политические моменты. Однако, повинуясь воле государыни, они делили с мусульманином хлеб и соль и поддерживали беседу, ровно ничего для них не значащую…

Мало-помалу Аржанова привыкала к «Хотину».

Каждое утро после завтрака она поднималась на открытую палубу юта и оттуда в подзорную трубу оглядывала безграничные водные пространства слева от корабля и береговую линию полуострова, еле-еле различимую, справа от него. Затем спускалась на шканцы, к вахтенному офицеру капитану-лейтенанту Морису Орелли. Они обменивались несколькими фразами по-французски. Как правило, капитан-лейтенант говорил о погоде. Она имела огромное значение для мореплавателей и пока радовала их голубым безоблачными небом, спокойной водой, устойчивым западным ветром. Тут на шканцах появлялся Козлянинов, идеально выбритый, тщательно причесанный, пахнущий дорогим английским одеколоном. Он предлагал прекрасной даме руку и, к великой досаде Мориса Орэлли, уводил ее прочь, обещая показать нечто новое, доселе ею невиданное.

Командор не обманывал Флору.

В первый день путешествия от Кафы к Ялте они очутились в носовой части корабля. Для начала, извинившись за такую прозу жизни, капитан бригадирского ранга указал русской путешественнице на гальюн, или отхожее место для нижних чинов. Потом привлек ее внимание к возвышающемуся над гальюном бушприту, выдающемуся далеко перед корпусом судна и несущему не прямые, а треугольные паруса, называемые кливерами. Далее он темпераментно рассказал ей абсолютно все про конструкцию якоря. Чтобы не огорчать мужественного морехода, ей пришлось подойти к толстой, короткой, квадратного сечения балке, именуемой крамбол, и даже похлопать по ней ладонью. Балка тоже выступала за борт корабля, но сбоку, а служила для «взятия якоря на кат», то есть для подъема его из воды.