Тайный агент императора. Чернышев против Наполеона

«Наконец-то вы, господин русский шпион, как ни выскальзывали, а все же попались в мои руки!» — обрадованно подумал префект и, аккуратно сложив записку, упрятал ее в часовой кармашек жилетки.

— Продолжайте обыск, месье Фудра, — приказал он старшему полицейскому офицеру. — Я еду к себе. Если найдете что-либо еще — немедленно пришлите ко мне.

Оказавшись в своем кабинете, Паскье уже потирал руки. Перед ним на столе лежала только что обнаруженная в гостинице записка и снятая с нее копия. Теперь оставалось решить, как выгоднее для себя следует распорядиться трофеем.

«Оригинал, конечно, лучше вручить Маре. Почему? Ему, так сказать, и карты в руки, поскольку предстоящий скандал по его, международной части. Савари же, полагаю, удовлетворится списком, снятым с подлинника. Все равно дело о предосудительном поведении русского будет возбуждено иностранным департаментом, и тогда все протоколы и сама улика будут переданы в ведомство полиции. Ну а мне — благодарность с обеих сторон! Что, недурно придумано, старина Паскье?» — и префект снова удовлетворенно потер руки и засмеялся.

Но не успел он нарадоваться всласть, как дверь распахнулась и в нее вошел не кто иной, как сам герцог Ровиго.

— Искренне поздравляю вас, барон, с редкостной удачей, — приветливо заулыбался министр полиции, сев напротив префекта. — Я ничуть не сомневался в том, что именно вы, префект Парижа, выйдете на след русского шпиона. Более того, я сам дал команду всячески незримо содействовать вашему успеху. И когда вы сегодня утром вошли с обыском в номера, занимаемые Чернышевым, я не стал вам мешать. Я сказал себе: пальма первенства должна принадлежать молодчине Паскье. Не так ли, мой друг?

— И я, — покраснел барон, — с таким же удовольствием плачу вам, герцог, доказательством своей дружбы. Вот улика, которую я вручаю вам. Надеюсь, вы позволите мне оставить копию? Может, с нею захочет познакомиться герцог Бассано?

— Конечно же, мой друг! Я думаю, дело это не должно оставить равнодушным нашего общего друга, ведающего иностранными делами. Это ведь его компетенция — дипломаты, которые не только присутствуют на приемах, но и подглядывают в замочную скважину, к тому же еще и какую! — съязвил Савари.

«Вы оба — ослы, каких еще никогда не создавала мать-природа! — со злорадством подумал министр полиции, покидая префектуру. — Заполучить в свои руки такую улику и полагать, что дело сделано. Черта с два! А что за этой бумагой? Только я один знаю, что, прежде чем спешить с докладом к императору, надо немедленно провести расследование. Кто такой «М»? И что он Чернышеву передавал? Ну, конечно, как я давно уже догадывался, Чернышев связался с кем-то из главного штаба. Дружба с высшими военными чинами, разговоры в дамских салонах — все это было для отвода глаз. Как же я этого сразу не понял? Нет, этот курьер не за парижскими винами к нам гонял, напрасно мы с Эсменаром его безмозглым фельдъегерем старались изобразить. Он, бестия, нас провел! Теперь скорей в главный штаб».

Маршал Бертье взглянул на клочок бумаги и вызвал начальника отдела, ведающего писцами.

— Это почерк писца из отдела экипировки войск, некоего Мишеля, — без ошибки определил глава отдела. — Смею заметить, такою каллиграфией вряд ли обладает кто-либо другой, наверное, во всем Париже!

— Недоставало еще восторгов по поводу изменника! — оборвал чиновника Савари и, обратившись к Бертье: — Надеюсь, Луи, вы не станете возражать, если я велю немедленно арестовать этого негодяя?

Цепочка раскрутилась мгновенно. Мишель, признав записку своею, тут же сознался в том, что чуть ли не целых два года снабжал русского графа самыми секретными сведениями.

Оказалось, сводки о состоянии и размещении корпусов, включая все части вплоть до батальонов и рот, в ведомстве Бертье составляли писцы Саже и Салмон. Их и подкупил Мишель. Он когда-то сам занимался этим делом, но, перейдя затем в отдел экипировки, передал ремесло своим ученикам.

Саже и Салмон, составив таблицу, должны были затем отсылать ее в переплет. Вернее, для наклейки на картон, чтобы его величеству удобно было пользоваться сводкой.

Относил таблицу в переплет рассыльный канцелярии мальчишка Мозе. Но прежде чем объявиться у переплетчика, парень забегал к Мишелю и, получив от него несколько монет, пережидал, пока тот что-то там делал со списком, что, разумеется, мальчишки не касалось.

Теперь Савари с чувством исполненного долга спешил предстать перед императором. Он даже заготовил в уме речь, в которой хотел не просто доложить о триумфе собственной деятельности, но как бы даже, разумеется, в завуалированной форме, показать его величеству, как он был в свое время прав по отношению к этой русской бестии, полковнику Чернышеву.

Но и тут события, как многое в моем романе, развернулись не совсем в предвиденном направлении.