– Двадцать шесть лет. Единственный сын действительного статского советника, графа Николая Васильевича Корсакова. Внук героя Отечественной войны Василия Корсакова, – полковнику не нужны были записи, он не сводил глаз с лица собеседника, извлекая факты из памяти. – Родился в Смоленской губернии. Обучался на дому, затем в гимназии. По окончании отправился в кругосветное путешествие. В 1874 году поступил своекоштным [11]
студентом в Московский университет. И вдруг – пуф! Исчез перед самой войной [12] без объяснения причин. Вернулся в 1878-м с именным письмом графа Милютина [13], без малейших препятствий восстановившись и закончив обучение. Перебрался в столицу, где и пребывал до июня сего года, когда ему удалось снова пропасть из виду на несколько месяцев. Да вы просто маэстро исчезновений, Владимир Николаевич!– Вы так много знаете обо мне, а я – ничего о вас, господин полковник, даже вашего имени. Несколько несправедливо, не находите? – Несмотря на нервозность, которую внушал ему полковник, Корсаков заставил себя невежливо ответить вопросом на вопрос.
– Не нахожу, за справедливостью вам к народникам! – весело оскалился жандарм. – Не воспримите как побуждение, Владимир Николаевич, это я так, озорничаю. Что же касается имени… «Что в имени тебе моем», как сказал поэт. Отмечу лишь, что в министерстве у нас есть общий знакомый, премного вам благодарный за предпринятое летом путешествие.
Корсаков постарался сохранить бесстрастное выражение лица, хотя больше всего ему хотелось досадливо поморщиться. «Мсье N.»! Владимир надеялся, что чиновник сохранит его участие в охоте на художника-убийцу Стасевича в тайне, ведь его поручение не имело никакого отношения к государственным делам. Якшание с Корсаковым, имеющим репутацию оккультиста, простительно развращенному свету, но не пристало могущественному бюрократу. Пусть он представился как «мсье N.», но в миру его должность звучала более чем солидно – товарищ министра внутренних [14]
дел Назаров. Неудивительно, что наниматель так пекся о своей анонимности при встрече. Зря, конечно, – Корсаков умел пользоваться семейными связями и к моменту встречи в кафе «Доминик» прекрасно понимал, с кем имеет дело.– Не судите его строго, – словно прочел мысли Владимира полковник. – Ваш знакомый отличался образцовой скрытностью, но так уж получилось, что подобные события не имеют ни малейшего шанса пройти мимо меня.
– И вы вызвали меня сюда потому, что… – начал Корсаков и выжидающе замолчал. Он обратил внимание, что полковник сказал «отличался». Означает ли это, что его бывший наниматель внезапно стал излишне разговорчив? Или что его уже нет в живых?
– Потому что мне интересны обстоятельства исчезновения одного петербургского художника и гибели уездного исправника из Пермской губернии. – Жандарм выдержал паузу, пристально рассматривая резко вспотевшего (то ли от духоты, то ли от напряжения) Корсакова, а затем громко и хрипло расхохотался. – Видели бы вы себя в зеркало, Владимир Николаевич! Будьте покойны, ваш вояж имеет к сегодняшнему разговору исключительно опосредованное отношение. При условии, что вы не откажетесь выполнить одну мою просьбу, конечно, – сказано это было спокойно, но Корсаков прекрасно понимал, на что хозяин кабинета намекает на самом деле. – Скажите, вы встречались с упомянутым господином из министерства после возвращения?
– Я даже не знаю, о каком господине вы говорите, – Владимир призвал на помощь весь карточный опыт, дабы сохранить спокойное лицо. – Но могу сказать, что, вернувшись в Петербург, я совершенно точно не имел сношений с чиновниками министерства внутренних дел.
Это было даже отчасти правдой. Полагавшийся Корсакову гонорар передал ему молчаливый посыльный, похожий на обезьяну. Тот самый, что следил за Владимиром в кафе «Доминик» при его первой и единственной беседе с нанимателем. С самим мсье N. с тех пор Владимир не встречался.
– Изящно. Принимается. – Полковник с одобрительной ухмылкой откинулся на жалобно скрипнувшем стуле. – Бьюсь об заклад, что либо он действительно к вам не обращался, либо вы сказали, что не в силах ему помочь.
– Помочь в чем?
– Видите ли, наш общий знакомец – я буду называть его так, несмотря на ваши увертки, – в последние несколько месяцев чрезмерно увлекся метафизическими материями. Конечно, на него повлияла потеря единственной дочери, вдовствующей баронессы Марии Ридигер, господина из министерства в этом можно понять. И его стремление к мести я тоже одобряю. Но вот следующий шаг оказался… предосудительным, скажем так. Видите ли, вы были не единственным знатоком оккультных дел, к которому он обратился.
– Считайте меня оскорбленным в лучших чувствах… – пробормотал Владимир. Направление разговора нравилось ему все меньше.